Марина Серова - Черная кошка

– Ой, сколько просьб у вас сразу! – снова зажурчал голос Мурзановского, и глаза его превратились в две узенькие щелочки. – А мы просто так ничего не делаем. Мы за свои услуги дорого берем.

– Как скажете, – с готовностью улыбнулась я. – Назовите цену.

– Ну что, Тарас Богданович? Что с девушки возьмем?

– Та шо возмэм... возмэм, як обычно...

Если, когда мурлыкал Мурзановский, я ни минуты не сомневалась, что со мной шутят, то когда заговорил Давыденко, я уже полностью была уверена, что сейчас услышу некую цифру и, возможно, даже не в рублях. Настолько серьезным было выражение его лица. Казалось, он что-то подсчитывал в уме.

Выдержав весьма длительную паузу, в течение которой я пребывала в полнейшей неопределенности и не знала, что мне думать, оба наконец рассмеялись.

– Ну что, поймали мы вас? – очень довольный, проговорил Мурзановский. – Но просто так вы все равно не отделаетесь. Поход в ресторан – за вами.

– Заметано!

Я попрощалась с веселыми начальниками и удалилась, оставив им номер своего мобильного. Возвращаться в гостиницу я не планировала, а хотела пройтись (или проехаться) по городу, проверить адреса, которые дал мне Семенов, и вообще как-то сориентироваться на местности. Делать все равно было больше нечего, а знание адресов могло пригодиться.

Петербург оказался очень красивым, хотя и грязноватым городом. Здесь было так же, как и везде, – передние фасады и центральные улицы блистали, но, немного углубившись внутрь этой красоты, вы рисковали оказаться в самой середине выгребной ямы.

Немного погуляв и осмотрев дома, где некогда проживали Колобковы, я почувствовала, что пришла пора навестить один из ресторанов, где они предпочитали обедать. Снова выбрав наугад, я отправилась в ресторан с красноречивым названием «Выборг».

Ресторан оказался таким же респектабельным и, разумеется, дорогим, как гостиница. Согласно последним веяниям, он был разделен на два зала – для курящих и некурящих, поэтому после сытного обеда я с полным комфортом могла насладиться чашечкой отличного кофе, отдаваясь своей дурной привычке.

Едва лишь я вышла из ресторана, зазвонил мобильный.

– Алло, Татьяна? Это Мурзановский. Нашли мы вашу Настю.

– Вот это да! Вот это я понимаю – оперативность!

– А вы как думали? Мы тоже здесь... не ваньку валяем. Впрочем, задача была не такой уж трудной. У нас дети с психическими отклонениями наблюдаются только в одном месте. А поскольку вы сказали, что этим людям нужно официальное заключение, то девочка могла быть только там. Мы запросили списки поступивших, как вы и предлагали, и обнаружили Настю Колобкову в этих списках. Записывайте адрес.

– Сейчас, сейчас, одну минуточку.

Разумеется, ручки у меня с собой не оказалось. Адрес пришлось запоминать. Но, как оказалось, запоминать потребовалось не только это.

– Имеется еще фамилия лечащего врача. Интересует вас?

– Да, разумеется.

Пришлось запомнить и фамилию.

Впрочем, на память я никогда не жаловалась, но все-таки, обнаружив неподалеку отделение Главпочтамта, где всегда имелись наготове авторучки для посетителей, решила зайти и записать. В таком важном деле нельзя полагаться на случайности, все нужно фиксировать. Вдруг я снова получу по башке и информация сотрется?

Новая информация придала новое направление моим мыслям. «Лечащий врач... Проплачен? Или не ведает, что творит?» – раздумывала я.

Очень велик был соблазн съездить в больницу. Но как сделать это так, чтобы никто не догадался? Особенно если врач в курсе. Да еще так подгадать время, чтобы не столкнуться там с чернявым, который наверняка навещает девочку, а может, и с самим заказчиком?

Представиться какой-нибудь проверяющей? Но я ни черта не понимаю в медицине, а тем более в психиатрии, меня тут же раскусят. Да и не ходят такие проверяющие по одному. Обязательно какая-нибудь комиссия собирается.

А с другой стороны, если преступники взялись за дело серьезно и действительно собираются получить официальное заключение о том, что Настя невменяема, то можно только догадываться, какой силы препаратами ее пичкают. И, к сожалению, я догадывалась.

Поколебавшись еще немного, я все-таки решила ехать в клинику. В конце концов, жизнь ребенка важнее. Черт с ним, с заказчиком. Чернявого я смогу прижать уже сейчас, а если он не захочет выдать руководителя этого грязного дела, сам ответит по полной. И за киднепинг, и за умышленное причинение вреда.

Я тормознула проезжавшую мимо машину с шашечками и назвала адрес. Судя по тому, как взглянул на меня шофер, учреждение было хорошо известно в городе.

Пока длилась поездка, я составила план своих действий. Я решила, что не буду никем представляться. Приду как есть – частный детектив Татьяна Иванова. Ни минуты не сомневаясь в том, что уже в ходе разговора с этим самым лечащим врачом смогу понять, купили его или нет, я наметила для себя некоторые мероприятия, которые могли бы помочь мне дополнительно убедиться в правильности своих заключений.

Я, например, могу просто остаться в клинике и проследить за тем, как будет вести себя этот врач, или могу... в общем, я много что могу. Разберемся на месте.

Оказавшись в клинике, я поинтересовалась, где могу найти врача, имя у которого было еще похлеще, чем у Мурзановского. Впрочем, начиналось оно довольно прилично: Иванов Степан. Классическое русское имя. Иванов Степан, Степанов Иван. Откуда «внутри» такого имени оказалось отчество Измайлович – пусть это останется на совести его мамы.

Я нашла указанный мне кабинет и скромно постучала в дверь.

– Да-да, входите, – с готовностью раздалось изнутри.

– Здравствуйте, – сказала я, открыв дверь и входя в очень небольшое помещение, доверху заваленное какими-то бумагами, хотя на столе стоял компьютер, в котором наверняка могло уместиться все их содержание. – Мне нужен Иванов Степан Измайлович.

– Это я. Слушаю вас.

С первого взгляда Степан Измайлович произвел на меня настолько положительное впечатление, что я почувствовала, что начинаю терять бдительность, еще не начав разговор. Большие голубые глаза, с интересом и любознательностью взирающие на мир, почти седые волосы, общее доброжелательное и какое-то немножко детское выражение – все это, без сомнения, обезоруживало собеседника моментально. Этот человек заглядывал вам не в глаза, а прямо в душу, причем казалось, что он видит только самые прекрасные грани этой души. Наверняка дети, даже психически больные, раскрывались, беседуя с ним, и ничуть не комплексовали. Так же захотелось раскрыться и мне.

Мысль о том, что Иванов Степан Измайлович согласился за деньги уморить ребенка, была невозможна в принципе. Но мне встречались перевоплощения и покруче, и я очень хорошо знала, что в делах частного сыска нельзя полагаться на эмоции.