Марина Серова - Черная кошка

– Татьяна Иванова. Мы с вами однофамильцы.

– Ну да, Иванова. Откуда я знаю, что человек, которому я позвоню, именно подполковник милиции? Он может назваться кем угодно. Может, вы заранее договорились с ним, и...

Доктор Иванов демонстрировал просто невиданную бдительность. Что было делать с ним?

– Послушайте, Степан Измайлович, ведь он не может заранее знать, кто именно звонит ему. Просто наберите номер и послушайте, что вам скажут.

– Ну ладно... ладно, давайте ваш номер.

Он накрутил на стареньком телефонном аппарате нужные цифры, и я услышала, как в трубке раздалось: «Подполковник Давыденко, слушаю вас».

Похоже, доктор этого не ожидал.

– Э-э-э... здравствуйте, – после некоторой заминки произнес он. – Это из больницы... детской психиатрии... доктор Иванов. Тут у меня сидит некая Иванова... э-э-э, Татьяна. Она утверждает...

Признаюсь, я испугалась, что после такой невнятной речи Давыденко просто пошлет его подальше и моя миссия с треском провалится. Но надо отдать должное петербургским товарищам – Давыденко сразу понял, о чем речь. Из трубки раздалось уже знакомое мне отрывистое гавканье, а на лице Иванова застыло тоже уже знакомое мне сосредоточенное внимание.

– Да?.. Да?.. Да?.. – то и дело повторял он. – Ну что ж... тогда... конечно. Хорошо... Хорошо. До свидания. Приказано оказывать вам полное содействие, – снова обратился он ко мне, положив трубку. – Но как же это так? Если все, что вы говорите, правда, выходит, что это сами они довели девочку до такого состояния?

– Именно. Это я и пытаюсь вам объяснить. Уже битый час.

– Но как же так? Ребенка... зачем?!

– Это долгая история. Могу я взглянуть на девочку?

– Ну... в общем... В общем, можете, но сейчас она спит, и беспокоить ее нельзя ни в коем случае.

– Я не собираюсь ее беспокоить. Я просто хочу посмотреть, в каком она состоянии, и убедиться, что она... жива, по крайней мере.

Несмотря на крайнюю степень недоверчивости, которую проявил доктор Иванов по отношению ко мне, сама я уже полностью доверяла ему. Когда я отправлялась в больницу, у меня была мысль, что в крайнем случае, если я увижу, что врачи подкуплены и никакой позитивный контакт с ними невозможен, я на свой страх и риск просто украду девочку. Но это, конечно, мог быть действительно только самый последний вариант. Не говоря уже о том, что я отступила бы от законности и, следовательно, сама могла быть привлечена к ответственности, но и для девочки во всем этом было бы мало хорошего.

Учитывая, что ее, по всей видимости, подвергали воздействию довольно сильных препаратов, психика ее наверняка не была сейчас в нормальном состоянии, а ведь я не врач. И уж тем более не детский психиатр. Если бы возник какой-нибудь кризис, неизвестно, что я стала бы делать с ней.

Поэтому для меня было большим облегчением то, что лечащий врач Насти оказался порядочным человеком. Теперь я знала, как мне действовать дальше.

– ...в плохом состоянии... в очень плохом, – говорил Иванов, пока мы шли к палате. – Признаюсь, я и сам заподозрил неладное, некоторые признаки... они... были странными. Но ведь ее привезли только вчера вечером, слишком рано было делать выводы. Нужно было понаблюдать девочку... ну, с неделю хотя бы.

Мы вошли в палату. На кровати лежала худенькая светловолосая девочка, к которой со всех сторон подходили какие-то трубки. Темные круги вокруг закрытых глаз, заострившийся носик, да и все щупленькое тельце, которое почти не угадывалось под тонким одеялом, говорили о крайней степени истощения.

«Твари такие, они ее голодом морили, что ли?»

– Она ест что-нибудь? – спросила я у Иванова.

– Что вы! В таком состоянии она не может кушать. Мы подаем питание через нос, но этого, конечно, недостаточно для нормальной... жизнедеятельности. И потом, она почти все время спит, мы даем ей успокаивающие препараты.

– А это... не вредно?

– В ее состоянии это единственное, что вообще возможно. Мы и так уже стараемся подбирать лекарства... ну, как бы послабее. Ребенок все-таки. Но...

– А вы не пробовали вообще не использовать лекарства?

– Что вы! Если бы вы видели, как она возбуждена, когда просыпается! И судороги, и бред, и все, что угодно. Признаюсь, я даже затруднился поставить диагноз. Но теперь, когда вы сказали... Нужно будет сделать анализы. Если правда, что ее довели до такого состояния медикаментозными средствами, то мы постараемся определить, что именно ей вводили, и в зависимости от этого уже назначать лечение.

– Только, пожалуйста, доктор, не используйте сильнодействующих препаратов. Ведь буквально несколько дней назад девочка была абсолютно нормальной. Чтобы довести ее до такого состояния, ей и так наверняка вводили какие-то очень мощные средства. А ведь вы сами сейчас сказали, что это ребенок.

– Ну да, ну да. Разумеется, мы... Только что же теперь делать с этими... с мачехой и прочими?

Доктор задал ключевой вопрос.

– Вот об этом как раз я и хотела с вами поговорить, – сказала я, выходя из палаты. – Вы ни в коем случае не должны не то что говорить им, а даже намекать, что вам все известно! Постарайтесь поставить девочку на ноги, теперь, зная предысторию, вы, надеюсь, сможете это сделать. Лично меня больше всего беспокоило, что, не зная всех обстоятельств, вы будете лечить ребенка сильными средствами; и получится, что на один сильнодействующий препарат накладывается другой, и в конце концов у ребенка возникнут необратимые изменения психики, то есть то, чего и добивались ее так называемые родственники.

– Да... да, это вполне возможно... было бы. И потом, существуют несовместимые препараты, и тогда... результат мог бы оказаться совсем... плачевным.

– Вот об этом я и говорю! Но главное сейчас – не дать преступникам возможности догадаться, что нам все известно. Наверняка они еще придут сюда. Общайтесь с ними как обычно, говорите, что девочка очень плоха, и постарайтесь не пускать их к ней в палату. Мне же сразу сообщайте об этих посещениях. А если они заранее предупредят вас о своем визите, то и вы, в свою очередь, предупредите меня, возможно, я... ну, впрочем, там видно будет.

Я продиктовала доктору свой номер и покинула клинику.

Что ж, хоть один луч света в темном царстве. За Настю я теперь была спокойна. Квалифицированная медицинская помощь ей требовалась в любом случае, и было большой удачей, что мы могли совместить две такие противоположные вещи. Теперь девочка получит именно то лечение, какое ей требуется, а Эльвира с чернявым полностью будут уверены, что с Настей делают то, что нужно им, то есть она уходит все дальше от нормальной жизни.

Теперь всю свою энергию мне необходимо было направить на то, чтобы уличить Эльвиру. Здесь могло сыграть свою роль завещание, но подобные вещи всегда можно трактовать двояко. Если и доктору они сказали, что хотят защитить девочку от каких-то врагов, что помешает им заявить нечто подобное и душеприказчикам? И уж тем более на суде, если до него дойдет дело. Скажут, что, наоборот, они заботились о девочке, спешили найти ее, чтобы отдать наследство, но, узнав о смерти отца, она якобы так расстроилась, что потребовалась помощь психиатра. А психиатры подтвердят, что девочка очень больна и нуждается в специальном уходе. Который, конечно же, лучше всего сможет осуществить ее мачеха.