Александр Щёголев - Ночь, придуманная кем-то

Прихожую занимал Андрей Петрович.

— Вы с ума сошли! — громко шипел сосед в телефонную трубку. — О чем вы! С чего вы взяли, что я лгу! Нет мальчика, ну где я вам его возьму?..

И наконец сообразил, что кто-то явился его послушать — оглянулся через плечо:

— Так! Молодые люди изволили вернуться!

— Здравствуйте, — ожил Александр. — Я, это…

— Получайте своего ребенка, уважаемая, — свирепо сообщил Андрей Петрович в микрофон. И сразу пошел прочь, оглушительно положив телефонную трубку на полку. Свернул он почему-то не к себе, а напротив — в кухню. Кушать приспичило, что ли? В пять утра?.. Александр посмотрел вслед исчезнувшей фигуре и неохотно шагнул к аппарату связи.

— Алё, — был послан начальный импульс. Ответный сигнал пришел мгновенно:

— Сашуля! Что он с тобой делает, что!

Содрогнулись кабели: на другом конце бушевал шторм.

— Он вроде бы завтракает, — удивился Александр. — Ничего такого не делает, мама, честное слово.

Шторм дал паузу. Шквальные порывы звуков вдруг обессилили, сменились бесплотным электрическим шуршанием.

— Почему ты не подходил к телефону? — Мама прервала краткий миг тишины. Голос ее был уже слаб, прерывист, сух.

— Я мусор выносил, — ловко сориентировался мальчик.

— Мусор… Тебе тоже не спится, Сашуля, да? Родной мой… Помощник мой…

Она отчетливо задыхалась. Говорить ей было трудно, слишком много воздуха потребовали предыдущие реплики.

— Что-нибудь случилось? — спросил тогда он.

Опять была пауза.

— Куда ты положил пакет? Тот, из-под вешалки?

— Выбросил. В мусорный бак во дворе. Я, кстати, из-за этого и пошел ведро выносить…

— Что, прямо сверху бросил?

— Да ну, мама, я глубоко закопал, ни одна собака не найдет.

Она устало согласилась:

— Может быть, и правильно… — обрела прежний голос. — Только не забудь руки помыть! — Она почти успокоилась.

— Чего случилось-то? — повторно спросил мальчик.

— Как бы тебе обьяснить… Нет, нет, Сашуля, не волнуйся! Просто я лежала, никак заснуть не могла и неожиданно подумала, что если не Игорь пакет спрятал, значит, кто-то другой из квартиры.

— Само собой, — кивнул Александр обшарпанной стене.

— Ты тоже об этом догадался? — обрадовалась мама. — Умница моя, золотая головушка… Подумала я и за телефон сразу схватилась. Ты ведь дома один, а когда Андрей Петрович отказался тебя позвать, то я окончательно психанула, всякую жуть себе напредставляла: будто он на пару с Бэлой Исааковной, с подружкой своей свихнувшейся…

Мама легонько всхлипнула, без слез.

— Они что, были знакомы? — шепотом поразился Александр.

Герой оглянулся и затравленно посмотрел в сторону кухни. Оттуда расползались странные звуки. Железной щеткой подметали пол — шварк, шварк, шварк. Тяжело, равномерно. Негромко, но вполне отчетливо. Чем там сосед занимался?

— Мерзавец, — тускло сказала мама.

— Кто?

— В свое время Андрей Петрович и познакомил Бэлу с Юрием. Где он только раскопал ее, хамку такую? Никогда не прощу, никогда…

Осеклась. Молча вздыхала в трубку.

«Мерзавец… — эхом отозвалось под дужками очков. — Познакомил с Юрием…» Александр прикрыл глаза, всего лишь на миг. «Конечно, я ведь еще маленький, — вспомнил он. — Ничего ты мне не расскажешь, идиотка, трусиха воспитанная. Про себя, про папу моего… Противно, ну до чего противно…»

Было противно. В проводах застряло молчание. В горящем ухе, стиснутом пластмассой, безудержно пульсировало. Космос наполняла тоска. Вот только к странным звукам, выползавшим из кухни, прибавился вдруг новый — мужской голос забубнил что-то сердитое, неразборчивое.

— Мама… — позвал сын, распахнув глаза навстречу коридору. — Скажи, а почему… Почему «мерзавец»?

— Сашуля, я тебя умоляю, — сразу заторопилась она. — Ляг, попробуй заснуть… — и фальшиво пообещала. — Я потом все объясню, ладно?

— Ладно, спокойной ночи, — звонко согласился Александр. Он решительно отнял мамин голос от уха. «Обязательно вымой ру…» — успело квакнуть в трубке, прежде, чем неумолимый детский палец раздавил канал связи.

Уже открывая дверь к себе в комнату, Александр сообразил, что означали кухонные звуки. Очень просто: добрый доктор Андрей Петрович мерил тяжелыми шагами коммунальный вакуум, шаркая знаменитыми шлепанцами, и разговаривал сам с собой. «Безумие какое-то, что за ночь, что за ночь!» — донеслось внятное восклицание. Но, к сожалению, кроме этой важной информации ничего другого разобрать не удалось. К сожалению.

В комнате, мягко говоря, непорядок. Таз с марганцовкой на табуретке стоит, отнести и вылить его было некогда. Пол залит, грязь размазана — мы же обувь сегодня не снимаем. Ладно, Жанна уберет, когда вернется. Плюс я добавил радости в дом со своим обыском, так что обстановка непринужденная… Не ожидал я от Игорька такой прыти! Ведь целый месяц темнил, скрывался от нас. Даже больше — два месяца. Первая газета имеет номер восемь, а наверху написано — февраль. Со следующего уже — март, март, март, потом идет апрель — и так до пятнадцатого номера. Газеты в специальной папке лежали, в нижнем ящике стола, там, где Игорь остальные свои писульки держит. Теперь — у меня на коленях. Перебираю их, листаю. Рассматриваю нашу с Игорем общую фамилию, напечатанную этак жирно, красиво, и думаю: нет, не может быть, ошибка какая-то…

Дядя Павел наверху, у Бэлы в квартире. Штерн временно наплевал на всякую конспирацию и привез его прямо в штаб. Ведь к обычным докторам в больницу нельзя, как-никак огнестрельное ранение. С другой стороны, квартира Бэлы рядом с коммуналкой, где раненый живет, очень удобно… Короче, повезло им, лестница была пустой. Еще только пять утра, нормальные люди спят. Точнее, уже пять утра. Кроме того, дядя Павел успокоил Штерна: все в порядке, мол, махор изъят, несмотря на приключения со стрельбой. Следствие, мол, закончено, забудьте. Штерн сначала не врубился, что за «махор» такой, тогда дядя Павел сделал ему замечание: «Специалист вашего уровня обязан знать терминологию серьезных людей». А потом выворотил карманы. Там было несколько звуковых кассет и мотки фотопленок. «Вы уверены, что копий нет?» — тут же разволновался Штерн. Дядя Павел ответил, что «скоро узнаем», и на том решили ехать к Бэле, потому как скорее надо было, скорее, скорее. Он точно загибался, не притворялся вовсе. Смотреть невозможно было, очень страшно…

Правда, экстрасенс, которого Штерн с собой привез, помог. Дядя Павел к тому времени, как они появились, снова сознание потерял, и уже вроде бы насовсем, а тот мужик лег с ним рядом, прямо на асфальт, зашептал что-то, глаза закрыл, и наш раненый сосед вдруг привстал — такой удивленный-удивленный! Потом мужик ему руками кровь остановил. Натурально! Гнусаво спел, раскачиваясь — и готово, можно лезть в машину. Сосед даже стонать опять начал, а то ведь совсем уже молчал… Экстрасенс был тем самым якутом, которого дядя Юра ждал. По-русски плохо говорил. Одет был глупо: толстый халат на голое тело, отличные замшевые штаны, сапоги. Штерн на эту ночь зазвал его к себе в гости, наверное, для каких-нибудь гнусных целей. Якут ведь не экстрасенс на самом деле, он даже обиделся, когда я его так назвал. Штерн за него вступился, говорит, что наш друг из солнечного Бодайбо является шаманом, причем настоящим, без дураков, что он прибыл сюда выдержать очередное испытание. В Питере, оказывается, очень много злых духов. Короче, он к нам потренироваться приехал.