Елена Гайворонская - Игра с огнем

– Я не королева, – промолвила она, горестно усмехнувшись. – Я – заложница. И если Там все-таки что-то есть, то ты, дорогой Георгий, должно быть, злорадствуешь. Потому что можешь видеть то, чего не видит никто.

Она встряхнула головой, стараясь отогнать рой назойливых и неприятных мыслей, сглотнула застрявший в горле камушек и, оторвавшись от созерцания трамвайного перпетуум-мобиле, решительно распахнула дверь.

«Эротический колобок» сладко похрапывал в огромном кресле. Нина легонько, участливо коснулась его плеча. Он встрепенулся, протирая глаза кулачками.

– Что вам привиделось на сей раз?

В глазах милой докторши было столько заботы, доброго тепла…

– Не поверите, – разоткровенничался пациент, – рядом с вами я вижу только светлые сны…

– Но мы должны разобраться с остальными, деликатно напомнила Нина.

Личико мужчины в кресле сделалось похожим на физиономию шарпея.

– Они ужасные, просто кошмарные… – поведал он плаксиво. – И один все время повторяется… Декабрь. Перевыборы в Думу. Меня выселяют из моей депутатской квартиры. Отбирают автомобиль. Я возвращаюсь назад, в Урюпинск. Прихожу на свой завод, рабочие окружают меня и начинают требовать выплаты задолжностей по зарплате…

Два сосредоточенных могильщика с обветренными, выжженными южным солнцем лицами, опустили гроб в гулкую яму.

Роман взял в ладонь горстку сухой охристой земли, размял зачем-то пальцами и уж после бросил вниз, на лакированную, в дубовых завитушках, крышку. Медленно отошел в сторону. И, наблюдая за слаженным движением лопат, вдруг впервые ощутил горькую боль от того, что Александры больше нет, и не будет уже никогда. Сколько раз он, в сердцах, чертыхаясь, сулил этого… А она взяла и ушла. Навсегда. И он не сможет ее вернуть, чтобы хотя бы сказать последнее «Прости…» Ни за какие деньги… И осознавать это было невыносимо…

Горячий колкий ветер доносил да него запах полыни. И Роману казалось, будто он еще чувствует горьковатый аромат Александры. Как-то раз, очень давно, она сказала, что хочет быть похоронена в своей земле… Она напрасно считала, что Роман ничего не помнит…

– Все, хозяин.

Очнувшись от тягостных раздумий, Роман указал на буйную поросль возле свежей могилы, попросил уничтожить траву и дал работникам денег. Они снова дружно взялись за лопаты, и вскоре на расчищенном погосте остался один покосившийся, изглоданный временем серый камень с полуистлевшими буквами:

Один из могильщиков, надвинув на глаза линялый картуз, тихо произнес:

– Вот и вернулась Шура… А ведь мы с ней учились в одном классе… Отчего она умерла?

– Авария, – сухо сказал Роман и достал еще доллары. Попросил, чтобы следили за могилой. Но тот, что был однокашником Александры, денег не взял. Мол, когда-то она ему очень нравилась…

– Может, и правильно она сделала, что уехала, – договорил он печально. – Вот только ее мать, Евдокия, все ее ждала. Дождалась…

Роман помолчал, подумав отрешенно, что этот полупьяненький мужичок кажется почти стариком, а на самом деле ему всего сорок. Как Шуре. Но теперь это не важно, потому что Шуры больше нет.

Второй могильщик намекнул, что надо бы выпить за упокой, чтобы Александра непременно попала в рай, точно это зависело от них, кладбищенских философов. Роман дал еще денег, и работники ушли. А он остался один. Откуда-то прилетела и села на памятник большая серая ворона. Покрутив головой, внимательно поглядела на немолодого подавленного человека в дорогом костюме с ладонями, испачканными красноватой землей. Роману стало неприятно, что птица вот так глазеет на него, словно ждет чего-то или пытается понять, что творится у него в душе. Он сказал: «Кыш» – и махнул. Но ворона не улетала. И тогда он решил, что, видимо, она здесь живет и имеет право сидеть, где вздумается. Поэтому он оставил птицу в покое, отвернулся и посмотрел вдаль. Туда, где извилистой синей лентой тянулась могучая река, и маленькой точкой двигался по ней белый теплоход…

Наступила осень. Но в Россию она принесла не только вожделенную прохладу. Уходящий год последнего тысячелетия разразился вдруг новой войной. Те, кто суеверен, в ужасе вспоминали о роковых трех шестерках – числе зверя, получавшемся при перевороте последних трех цифр тысяча девятьсот девяносто девятого…

Когда белозубая красотка «Си-Эн-Эн» со старательно деланной скорбью на безмятежном личике сообщила однажды утром о взрыве московского дома, Романа обуял ужас. Такой, как несколько месяцев назад, когда он думал, что теряет дочь. Острый укол в левую лопатку снова сделал его одиноким и незащищенным, вновь напомнив, насколько хрупок человек. Сорвав трубку, он набрал дочери, и, услыхав ее тихое «Алло», без сил рухнул в кресло. Он вновь стал уговаривать Анну переехать в Штаты, но опять получил вежливый отказ. Почему?!

Он не понимал дочь. Никак не мог постичь ее странного, невероятного упрямства, не укладывавшегося в нормальном сознании. Что могло ее после всего происшедшего удерживать в этой нищей, скорбной, несчастной разоренной стране, раздираемой противоречиями снаружи и изнутри? Что?!

И покуда он, повесив трубку, взирая с шестьдесят шестого этажа Эмпайр Стейт на копошащийся внизу благополучный деловой Манхэттен, мучительно попытался разгадать логику ее поступков, позвонил Артем Марцевич, один лишь голос которого прибавил к паршивому настроению Романа острый приступ изжоги.

– Ты обдумал наш прошлый разговор, Роман?

– Какого хрена ты меня достаешь? – рявкнул растерявший вежливость магнат. -Убирайся ко всем чертям, у нас нет и не может быть общих дел!

– Ты не прав, Роман, – донесся дьявольский смешок с другого конца земли. – У нас есть один очень хороший общий знакомый. По моим данным, он сейчас во Франции… Ах, эти творческие натуры, перекати-поле… Сегодня тут, завтра – там… Три часа лета до матушки-России… Сергей Скворцов. Помнишь такого?

Роман молчал, стиснув зубы, играя вздувшимися желваками на напрягшейся шее. Пальцы с побелевшими фалангами мертвой хваткой стиснули трубку, точно голову ядовитой змей.

– Ты стареешь, Роми, – проглатывая «р», притворно вздохнул Марцевич. – Не так здорово заметаешь следы. Или просто поторопился. А хорошее дело спешки не требует… Потрясающий будет сюрприз для маленькой принцессы Анны. Рождественский подарок. Настоящее чудо… Вы отмечаете Рождество Христово, Роми?

– Катись ты… – прохрипел Роман.

– У тебя чудесная девочка. Очень трогательная… Работает санитаркой в простой московской больнице… Такая редкость в наши дни! Я все хотел спросить: это что, новая западная мода среди детей олигархов?