Эйлет Уолдман - Игра вслепую

Доктор Нейдельман кивнул мне, свернул газету и протянул руку.

– Я так и думал, что кто-нибудь придет. Я узнал о смерти Бобби в «Таймс» и очень расстроился. Он показался мне хорошим парнем.

– Да, он был хорошим, – сказала я, – как я понимаю, Бобби приходил к вам.

– Нет, но он написал мне, и мы говорили по телефону. – Доктор Нейдельман отпил кофе. Отец Бобби оказался щуплым человеком, ничего общего с тщательно накачанным сыном. У него были темные волосы с сединой на висках. Мелькнула мысль – вот характерная еврейская внешность, темные глаза и густые брови, хотя его можно принять и за итальянца или грека. Затем я осознала, что именно такая оценка в устах матери Бобби прозвучала для меня оскорбительно.

– Бобби звонил недавно. Родная мать сообщила ему мое имя. Мы с ней были знакомы много лет назад. И они решили, будто я его отец.

– А это не так? – спросила я.

– Нет. Когда Бобби впервые написал мне, я подумал, что это возможно. Все-таки мы с этой женщиной занимались сексом, и у нас возникла проблема с презервативом. Но даже в этом случае маловероятно, что он мой сын.

– Почему? – Такой поворот совершенно сбил меня с толку. Я была убеждена, как и Бобби, скорее всего, что Рубен Нейдельман был его биологическим отцом.

В разговор вмешалась жена.

– Видите ли, миссис Эпплбаум, мы с Рубеном много лет пытались завести детей. У меня был ребенок от предыдущего брака, но с Рубеном так и не получилось. У него слишком низкое число сперматозоидов в семени.

Доктор Нейдельман кивнул.

– Затем с помощью искусственного осеменения донорской спермой появился наш сын Нат. Таким образом, теоретически возможно, что Сьюзен забеременела от меня – в конце концов, нужен всего один сперматозоид. Но в нашем случае это маловероятно. Я сказал Бобби, что, учитывая мое бесплодие, вряд ли я его отец, хотя все может быть.

– Не могли бы вы рассказать, как он на это отреагировал?

Доктор Нейдельман пожал плечами:

– По-моему, разочаровался. Не потому, что хотел быть именно моим сыном, просто он был так уверен, что нашел отца.

– Так расстроился, что покончил с собой?

Доктор снова пожал плечами:

– Простите, не могу вам ответить. Я не знал его настолько, чтобы делать такие выводы. Когда мы разговаривали, он вроде был спокоен. Кажется, все еще надеялся, что он мой сын, даже после моего рассказа.

– Но вы не до конца уверены, что он не ваш сын. Как вы сказали, нужен лишь один сперматозоид.

– Тогда я не знал наверняка. Теперь знаю.

– Что вы хотите сказать?

– Сначала Бобби рассказал мне, как он выяснил, что его усыновили. Когда он узнал, что является носителем болезни Тея-Сакса, то понял, что люди, которых он считал своими родителями, не родные ему.

Это я знала.

– Он не мой сын по той же самой причине.

– То есть?

– Болезнь Тея-Сакса передается по наследству. Ее ген рецессивен. То есть больной ребенок появится только в том случае, если пораженный ген имеется у обоих родителей.

Это я тоже знала.

– А носителям Тея-Сакса этот ген передается только от одного из родителей. Это означает, что либо родная мать Бобби, либо отец являются носителями. Вам, наверное, известно, что болезнь Тея-Сакса встречается почти исключительно у евреев ашкеназов. Значит, он должен был унаследовать ее от папы, потому что мама его такая же еврейка, как и Папа Римский.

Я улыбнулась. Доктор оказался с чувством юмора. Может быть, не самым хорошим, но тем не менее.

– Я еврей, но у меня нет гена Тея-Сакса, – сказал доктор Нейдельман. – В данном случае проводят не хромосомный анализ, как, скажем, на синдром Дауна, а ферментный. В крови носителей в два раза больше гексоаминидазы А. Когда Бобби сказал о своей болезни, я тут же сдал кровь. Анализ оказался отрицательным. Я не являюсь носителем Тея-Сакса, значит, я не отец Бобби.

Я просто выпала в осадок. Бобби в свое время, наверное, тоже.

– Вы сказали ему, что вы не отец?

Доктор покачал головой:

– Я хотел сразу позвонить ему, но не получилось. О смерти Бобби я прочитал в тот же день, когда получил результаты анализа.

Я тяжело вздохнула.

– Значит, придется начинать с чистого листа. Придется найти еще одного еврея, с которым спала Сьюзен Салливан во время романа с вами.

– Не обязательно, – сказала Ларисса.

– Что? – спросили мы хором.

– Канадцы французского происхождения и каджуны из Луизианы также могут нести ген Тея-Сакса.

– Правда? – спросила я. – Не знала.

– Я тоже, – произнес доктор. – Когда ты это выяснила?

Она похлопала его по руке.

– После звонка того мальчика я провела небольшое расследование. Просмотрела несколько статей о болезни Тея-Сакса.

– Зачем? – он беспокойно поднял брови.

Жена погладила его по щеке.

– Я это сделала до того, как ты получил результаты, и мы узнали, что ты не носитель. Думала, а вдруг болезнь Тея-Сакса и есть причина бесплодия.

– Почему ты ничего не рассказала?

Она нежно улыбнулась.

– Я боялась, что ты расстроишься. Не хотелось, чтобы ты думал, будто я до сих пор ищу ответы, будто меня беспокоит эта проблема, будто я до сих пор поглощена вопросами бесплодия, как до рождения Ната.

Рубен на мгновение прижал супругу к себе. Эта вспышка нежности говорила о том, какие у них отношения: тепло, любовь, уважение и забота. Как хорошо было бы, окажись Бобби сыном этого прекрасного человека. В семье такого отца он был бы счастлив, чего не могли дать ему Кацы, а Сьюзен Салливан не хотела.

– Отцом Бобби может быть либо ашкеназ, либо канадец французского происхождения, либо потомок каджунов, – сказала я сама себе.

Я поразмыслила о Сьюзен и ее любовниках. И ее антисемитизме. Неожиданно в голове возникло еще одно предположение. Слишком много тут противоречий. Сьюзен призналась, что лгала мужу о своем образовании. Возможно, это не единственная ложь. Она могла скрывать результаты своих анализов.

– Возможно ли, что вы отец Бобби, а ген Тея-Сакса он унаследовал от матери? Вдруг у нее имеются еврейские или французско-канадские предки?

Он посмотрел на меня с удивлением и мягко произнес:

– Полагаю, такое возможно.

– Подожди, ты просишь меня о помощи? – поразилась я. За последние два года я только и делала, что просила у Эла помощи и информации, а он не требовал ничего взамен, разве что послушать его теории о преступных заговорах.

– Какая разница, – прорычал он с другого конца провода. – Мне просто нужна консультация по поводу смягчения смертного приговора.

После разговора с доктором Нейдельманом мне очень хотелось не ехать домой, а рвануть в Тихие Аллеи и трясти Сьюзен до тех пор, пока не скажет, кто отец Бобби и что вообще происходит. Но вместо этого я удостоилась истеричного звонка мужа. Можно было подумать, что на всей планете жизнь остановится, если сию же секунду не найдется лиловая пачка, а она как сквозь землю провалилась. Я назвала несколько мест, где может скрываться эта вещь, но безрезультатно. Раздосадованная вконец, я согласилась приехать и найти злосчастный кусок марли. Мне понадобилось всего три минуты, чтобы обнаружить его в кукольном доме Руби, где он изображал ковер в спальне. Я уже готова была придушить Питера и Руби, но тут зазвонил телефон.