Елена Арсеньева - Клеймо красоты

Ирина боялась его, боялась до дрожи. Как никогда отчетливо, она поняла, что никаким обещаниям Психа нельзя верить, что он сейчас способен убить ее буквально ни за что, просто поддавшись приступу слепой, неконтролируемой ярости, как если бы именно Ирина была виновна в том, что коридор вновь раздвоился, что они вернулись опять на то же самое место, что Псих рыщет вдоль стен, хищно дергая носом и даже всхрапывая, точно рассерженный вепрь, но не находит, не находит того, что хочет отыскать…

Вдруг Псих замер рядом с Ириной и резко рванул ее на себя. Она с трудом сдержала крик, испугавшись еще больше разъярить его, но он смотрел на стену, возле которой только что стояла девушка, и лицо его постепенно приобретало осмысленное выражение.

– Ого! – выдохнул он. – Ты только посмотри, Ирка! Опять два креста! Что бы это значило? Неужели впереди нас ждет еще один мост? Или…

Псих ринулся вперед и с силой нажал на сук, рядом с которым были начертаны копотью два креста. В то же мгновение раздался протяжный скрежет, и Ирина отчетливо увидела, что стена покачнулась, накренилась…

Она прикрыла голову руками, но, к ее изумлению, ничто не рухнуло сверху.

– О… – низким, незнакомым, страстным голосом произнес рядом Псих. – О-о…

Ирина осторожно взглянула из-под рук.

Стена резко вдвинулась в глубину коридора, открыв темный провал. Псих обернулся, оглянулся на Ирину побелевшими, почти незрячими от возбуждения глазами и, подхватив ее под руку, потащил за собой.

Низкое сводчатое помещение открылось перед ними. Воздух здесь был как стоячая вода – такой плотный, что хоть ножом его режь. Ирина тотчас начала задыхаться, на висках выступил холодный пот.

Рядом тяжело пыхтел Псих. Лампа плясала в его вскинутой руке, бросая неровные отсветы на округлые покои с углублениями в стенах. Там на возвышениях стояли какие-то ящики. Приглядевшись, Ирина поняла, что это гробы – почерневшие от времени, кое-где густо заплетенные паутиной или источенные плесенью.

– Гроб! – взвизгнул Псих. – Крышка крест-накрест!

Он сунул в руки Ирине лампу и метнулся вперед. Послышался противный, надрывающий слух скрип, и Ирина увидела, что Псих резко повернул наискосок крышку ближайшего гроба.

– Павел! – вскрикнула она потрясенно. – Стас, что ты делаешь?!

Он не отозвался ни на то, ни на другое имя.

Псих метался от гроба к гробу, поворачивал крышки, заглядывал внутрь – и снова бросался вперед. Ирина зажмурилась, чтобы не увидеть каких-нибудь свалявшихся белых волос, страдальчески воздетой костлявой длани, клочка заплесневелой ткани неразличимого оттенка… Но стоять с закрытыми глазами, слыша только истерические вскрикивания Психа и скрип гробовых крышек, было еще страшнее. Она вновь разомкнула страдальчески стиснутые веки и увидела Психа, который замер перед центральной нишей.

– Вон он! – выдохнул запаленно. – Это здесь! Я знаю, я чую!

И рванул на себя крышку гроба.

Что-то тонко просвистело в воздухе, словно бы неведомая птица пропела короткую ночную песнь…

Псих отшатнулся, схватился за горло – и опрокинулся навзничь.

Ирина выронила лампу и поймала ее только чудом, уже у самой земли. Еле передвигая ноги, потащилась к упавшему…

Он лежал, неуклюже поводя в воздухе руками, словно пытался уцепиться за черную оперенную стрелу, пронзившую ему горло. Потом руки его бессильно упали, изумленные глаза блеснули, закатываясь… изо рта вырвался кровавый пузырь – и тело Психа, дернувшись еще раз, замерло так неподвижно, как замирают только мертвые тела.

Какое-то мгновение Ирина смотрела на него, зажимая рот ладонью, а потом выронила лампу и с визгом метнулась неведомо куда.

Она успела сделать всего несколько шагов, когда ожила, зашевелилась, заметалась, затопала тьма, откликнулась на разные голоса, начала звать, окликать ее по имени, а потом из тьмы выдвинулись чьи-то руки и вцепились в Ирину.

Она снова закричала, срывая голос, и, словно вся душа ее изошла в диком вопле, безжизненно повисла в этих крепких, словно железные крючья, руках.

– Господи… да что же это с ней?

Чей-то очень знакомый голос коснулся слуха Ирины, и от звука этого голоса сердце сразу согрелось. Она вздохнула… воздух был тяжелый, но не тот спертый, могильный. Очень хотелось открыть глаза, но страх еще не прошел.

– Известно что! Сомлела, когда на тебя наткнулась. Небось подумала, мертвяки разгулялись.

Этот голос Ирина узнала мгновенно и с изумлением распахнула глаза.

Прямо на нее смотрел, сдвинув белые брови, дед Никифор Иваныч, и улыбка шевелила его усы. В руках он держал толстенную свечу, какие Ирине доселе приходилось видеть только в церкви на храмовых праздниках. Ровный пламень оживлял румянцем бледное лицо старика.

– Дедушка… – прошелестела Ирина, сама себя не слыша. – Вы живы?!

– А то! – задорно отозвался он.

– Слушай, дед, как-то тебе подозрительно быстро получшало, – произнес мужской голос рядом, и Ирина, чуть повернув голову, увидела, что полулежит на земле в объятиях… Сергея.

Мгновение она смотрела в его встревоженные глаза, а потом вновь обессиленно опустила веки и ощутила, как теплые слезы поползли по щекам.

«Может быть, я тоже умерла? – подумала мечтательно. – Может быть, и меня убило? Какое счастье!»

– Серега, ты глянь, какова красота! – восхищенно прошептал дед. – Плачет, а как бы еще краше становится!

Сергей что-то неприветливо буркнул в ответ. Ирина приоткрыла глаза, увидела его хмурое лицо и поняла, что, пожалуй, она еще по-прежнему жива. И по – прежнему не нужна Сергею.

Она резко села, сцепила зубы, чтобы остановить внезапное головокружение и не привалиться вновь к этому родному плечу.

– И что ж ты тут делаешь, моя милая? – приветливо спросил старик. – Как же забрела в эти глубины преисподние?

Ирина глубоко вздохнула, пытаясь собрать свои разметавшиеся чувства и столь же беспорядочно мечущиеся мысли.

– Я следила за Павлом, – пробормотала, едва владея губами. – Он внезапно появился в деревне, потом побежал к вам домой и спустился в подземелье. Я шла за ним до самого выворотня, потом спустилась в подземный ход…

– А, понятно, – кивнул старик. – Это он приметил, значит, где в прошлый раз выбрался. И дальше что? Вы сюда так след в след и пришли? А где же он?

Ирина легонько мотнула головой куда-то в сторону, но старик ничего не понял, поглощенный внезапной мыслью:

– Как же вы святую мельницу прошли, голуби?!

– Никакой мельницы я не… – начала было Ирина, и тут ее осенило: – Мост! Мост, который встал дыбом! А внизу лежала борона с такими вот зубьями!

– Во-во! – оживился Никифор Иваныч. – Это она и есть: святая мельница над святой бороной.

Кое-как, путаясь в словах, Ирина поведала историю борьбы со святой мельницей. Все это время она исподтишка поглядывала на Сергея, и сердце ее каждый раз болезненно сжималось при виде его недовольно сведенных бровей. Ему все это было безразлично – ее злоключения, и страх, и боль, и угроза смерти, которая в обличье человека шла с ней рядом, держала за руку, заглядывала в лицо безумными глазами…