Михаил Серегин - Воля под наркозом

– Хорошо, – сказал я, – удивляться ничему не буду.

Вслед за Катей я вошел внутрь дома и тут же удивился. Дверь со двора вела прямо в просторную, с высоким потолком комнату, аскетично обставленную немногочисленной мебелью. В комнате, кроме входной, было две обычных двери: одна вела налево, другая – направо. Правая дверь выглядела вполне обыденно, а вот на ту, что находилась слева, так и хотелось повесить табличку «Посторонним вход воспрещен», настолько она напоминала вход в какое-нибудь банковское помещение.

Кожей чувствуя на себе внимательный взгляд Кати, я довольно равнодушно произнес:

– Здесь симпатично.

– Я же говорила, тебе понравится, – обрадовалась она. – Пойдем, нам сюда.

Ключом, почему-то торчавшим в замочной скважине, она открыла правую дверь, и мы оказались в обычном коридоре, по обеим сторонам которого находились две комнаты, кухня и санузел.

– Ого, – сказал я, – дача с удобствами.

Катя улыбнулась.

– При желании это сейчас не проблема, – она распахнула пошире дверь в одну из комнат, при ближайшем рассмотрении оказавшейся небольшой спальней. – Или хочешь сначала принять душ?

Сколько времени мы провели в этой уютной спаленке, я не знаю – может, час, может, год. Хотелось мне только одного – чтобы мир вокруг на какое-то время немножко исчез.

К несчастью, это было невозможно. Внезапно я вспомнил, что в любой момент мог заявиться Колобок в сопровождении Чехова. Как будет вести себя непредсказуемый полковник, столкнувшись с препятствиями в виде прочных высоких ворот и не менее прочной двери, я не знал – может, попытается обойти, а может, подложит взрывчатку, чтобы не мучиться.

Я сел на диване, напряженно вслушиваясь в тишину дома. Мысль о возможных посетителях оказалась пресловутой ложкой дегтя в бочке с ароматным липовым медом. Надо бы подать им какой-нибудь знак, что со мной все в полном порядке, я бодр, здоров, в здравом уме и видеть их здесь не желаю.

– Чего-нибудь хочешь? – Катя провела пальчиком по моей спине.

– Тебя, – честно признался я. – И немножко – кофе. Если можно.

Катя рассмеялась.

– Можно. Здесь все можно.

Последняя фраза, прозвучавшая несколько странно и двусмысленно, немедленно напомнила мне, по какой причине и с какой целью я, собственно, оказался на этой даче.

Я непроизвольно поежился, но Катя этого не заметила. Она уже шла на кухню, подхватив на ходу рубашку. Спальня после ее ухода сразу опустела и превратилась просто в комнату, точнее, одну из комнат на чужой даче. Я натянул плавки и, шлепая босыми ногами по прохладному деревянному, как и положено на даче, полу, направился вслед за Катей.

Рубашку она надела, но не застегнула. Но не для того, чтобы выглядеть более соблазнительной, а просто потому, что не было необходимости – температура в помещениях сохранялась ниже, чем на улице, но не настолько, чтобы озябнуть. Возможно, где-то стоял бесшумно работающий кондиционер, поддерживающий комфортную для обитателей дачи температуру. Хотя лично меня данный вопрос волновал мало.

Катя тихонько мурлыкала популярный шлягер, пританцовывая босыми ногами в такт музыке. Одной рукой она придерживала турку, другой время от времени помешивала кофе, в перерывах используя чайную ложечку в качестве дирижерской палочки. Легкая ткань рубашки взлетала в воздух при малейшем ее движении.

Заметив меня, Катя вздрогнула, отчего немного кофе выплеснулось на плиту, засмеялась:

– Предпочитаешь подкрадываться незаметно?

Я подошел, обнял ее за талию.

– Напугал тебя? Извини.

– Момент… – Катя ловко подхватила турку, не дав густой пене подняться слишком высоко, возвестила: – Кофе готов, граф. Пойдемте в комнаты?

Высвободившись из моих объятий, она отыскала поднос, поставила на него турку и маленькие чашечки.

– Пойдем, – я с наслаждением наблюдал за ее изящными движениями. – А почему ты называешь меня графом?

– Отца своего я почти не помню, – подхватив со стола поднос, Катя скользящей походкой направилась в комнату. Такую походку можно иметь, если только не одно поколение предков по материнской линии носило на голове изящные сосуды, доверху наполненные водой. – Но когда я была совсем крошкой, помню, как он называл меня «маленькой графиней». Тогда я, правда, не понимала этого слова, поэтому, наверное, и запомнила. А если я – графиня, значит, ты – граф.

Это трогательное детское воспоминание всколыхнуло во мне чувство вины, заставило заныть сердце. Катя счастливо рассмеялась, отчего мне стало еще тоскливее. Сейчас или никогда, подумал я. Сейчас или никогда. Или в ближайшие несколько минут мы расставим все точки над «i», или я никогда больше не смогу решиться на это. Оставлю все как есть. Пусть даже моя красавица окажется исчадием ада, слова не скажу против. Если в психотронном аду, картину которого, не скупясь на краски, мне живописал Колобок, всегда так, это место меня вполне устраивает.

Катя поставила поднос на столик, наполнила чашки и забралась на диван. Смеясь сказала:

– Идем же!

Мне показалось, что Катя заметила охватившее меня напряжение, но упорно продолжала делать вид, что ничего не происходит. Словно пыталась отсрочить неприятный и непредсказуемый для обоих разговор, спрятаться от реальности за беззаботным смехом и болтовней. Так маленький ребенок закрывает ладошками глаза, искренне веря, что его в данный момент тоже никто не видит. Сейчас или никогда.

– Катя… – мой голос прозвучал хрипло.

Она посмотрела на меня, на мгновение будто оцепенела. Потом тряхнула головой, рассмеявшись, поцеловала мое плечо и потянулась за кофе.

Но в этот, первый, короткий миг я увидел в ее глазах такую невыразимую, невозможную тоску, что понял – обратного пути для нас нет. И Катя это тоже знает, потому и не торопится начать разговор. Будто хрустальный дворец, который мы возвели совместными усилиями, рассыпался в этот миг, поставив нас лицом к лицу с жестокой реальностью.

Кофе мы выпили молча. Катя взяла мою чашку, поставила на столик. Потом порывисто прильнула ко мне, крепко прижалась. Я обнял ее за плечи, на всякий случай кашлянул, сказал:

– Катя? – голос звучал вполне нормально, впервые за время нашего общения я чувствовал себя спокойно и уверенно.

Она молча ждала.

– Поговорим? – спросил я.

– Поговорим. О чем?

Понятно, начать должен был я. Только вот с чего?

– Например, о Мишке Колесове.

– Колесова жаль, – согласилась Катя.

Я несколько растерялся. Человек прямолинейный, я не привык играть в кошки-мышки, а потому для начала задал давно мучивший меня вопрос:

– У вас с ним что-нибудь было?

Катя, очевидно, была готова услышать все, что угодно, но только не идиотский вопрос любовника-ревнивца. Она звонко расхохоталась, легонько шлепнула меня по голому животу. Все еще смеясь, высвободилась, легла на спину.