Дмитрий Вересов - Карта императрицы

— Прошу садиться, — послышался голос художника, примчавшегося из кухни с подносом, заполненным плошками со студнем. — Я же говорил вам, что будете поражены. Мистер Стрейсноу, прошу вас! Сударыни, судари, подкрепимся, чем Бог послал.

Оправившись от удивления, гости направились к столу, уставленному пасхальными яствами. В центре, выложенная на фаянсовом блюде с синей каймой, возвышалась пасха: на боковых плоскостях творожной пирамиды выделялись четко прорисованные растительные узоры и буквы «Х» и «В» — «Христос Воскресе». Рядом, на таком же фаянсовом блюде лежали крашеные яйца: традиционные красные и пестрые, всех цветов, с причудливой виньеткой, в центре которой помещалось знакомое лицо с черными торчащими усами. Завершал композицию пышный, покрытый глазурью кулич.

Долговязый англичанин не отводил глаз, ставших совсем круглыми, от блюда с расписными яйцами.

— Да вы объясните ему, что все еще в субботу освящено, стараниями Аглаши. — Усатый художник беспомощно взглянул на Брунгильду, которая вполголоса поясняла мистеру Стрейсноу особенности русской Пасхи, голос ее звучал нежно, и лицо заморского гостя постепенно становилось безмятежно-непроницаемым.

Но сам Закряжный разговеться не спешил — неожиданно он порывисто устремился к маленькой фрейлине.

— Милая Екатерина Алексеевна, сейчас предъявлю вам готовый заказ, извольте принять.

Он бросился в угол, к внушительному холсту, натянутому на подрамник и повернутому изображением к стене.

— Портрет в натуральную величину. Не правда ли, великолепно? Почти как живой — основатель столицы российской! Вот пригляжусь сейчас к мистеру Стрейсноу — возьму кисть в руки, трону холст — и оживет этот великолепный портрет! Воскреснет!

— Вам виднее, господин Закряжный, — подала голос Катя, — но мне портрет и так нравится. Я беспокоюсь только, чтобы он пришелся по вкусу Марии Федоровне, если уж ему суждено украшать Аничков дворец.

— Вдовствующая Императрица — она сейчас пребывает в Дании — доверила Катеньке проследить за ходом работ над этим портретом. Поручение первое, надо, чтобы Императрица осталась довольна, — важно заметил Ермолай Егорович.

— Пусть портрет остается как есть, — виновато попросила его супруга. — И так-то страшен государь, а если живинки ему подбавить… Не испугается ли Мария Федоровна?

— Не вижу ничего грозного в императоре, — созналась Брунгильда и взмахнула ресницами в сторону стройного молодого человека. — Господин Формозов, а какова ваша роль в этом деле?

— Мне поручено, мадемуазель, заниматься скучными вещами — следить за финансовыми бумагами. А Ее Величество соблаговолили заказать портреты императора Петра и для множества опекаемых Ею учреждений. Императрица приедет на следующей неделе, будет, скорее всего, инспектировать свои сиротские и воспитательные учреждения… — Помолчав, рассеяно добавил: — Хотя это может быть и бессмысленно.

— Бессмысленного в призрении сирот не вижу, — проворчал Ермолай Егорович.

Большой красивый лоб чиновника покрыла легкая испарина. Уголки рта, обведенного темными усиками, сливающимися с аккуратной бородкой, скривились:

— Значительная часть заказов поручена господину Закряжному, по мнению специалистов, он — непревзойденный мастер исторического портрета.

— Истинная правда! Что ни портрет — то шедевр! — поспешно вскричал страховой агент, он где-то задержался и появился в мастерской только что. — А упрямец не соглашается страховать свои полотна! Взываю к вам, милостивые государи, — объясните пользу полиса!

— Однако разговляться, так разговляться… — заторопился художник. — Не хочу слушать о полисах. Модест, доставай портвейн да «Ерофеича», ты знаешь где… Куда же Аглаша запропастилась? Без нее как без рук…

Художник проворно освободил поднос от плошек со студнем и снова выскочил из мастерской, как оказалось, за недостающей посудой. Помешкав у полки с миниатюрами, чиновник последовал за ним.

После того как перед каждым гостем поставили тарелку, бокал, рюмку, разложили приборы, трапеза приняла оживленный характер.

Неясные флюиды носились в комнате. Разрумянившийся толстячок-агент нашел заинтересованного собеседника в лице добродушного тайного советника. Прасковья Семеновна украдкой переводила взор с мистера Стрейсноу на портрет на мольберте. Брунгильда с повышенным вниманием следила, чтобы тарелка сэра Чарльза не оставалась пустой. Англичанин нерешительно поглядывал на соленый огурчик, лежащий на тарелке перед ним; щеки британского гостя слегка порозовели. Приятное, мягко суживающееся к подбородку лицо молодого, лет двадцати пяти, чиновника то и дело обращалось к Брунгильде. Яркие полные губы господина Формозова светились слабой улыбкой, резные крылья прямого носа трепетали. Мура старалась не смотреть на юную фрейлину, которая с чарующими интонациями что-то щебетала наклонившемуся к ней, довольному Климу Кирилловичу, и вполслуха слушала сумбурные речи своего соседа по застолью, хозяина мастерской.

Слегка захмелевший художник вскочил с поскрипывающего венского стула, задев доктора локтем, отчего тот неловко опрокинул кусок студня себе на руку.

— Простите великодушно, господин Коровкин, — запричитал художник, пропуская мимо себя направившегося вон из комнаты доктора. — Вы можете умыться на кухне, вторая дверь налево по коридору.

Высокий усач заходил по комнате, то и дело переставляя холсты, некоторые из них он поворачивал к гостям, чтобы те оценили его талант.

— Признаюсь, иногда и мне становится не по себе. Сижу один среди портретов — и все мне кажется — а ну как сольются эти плоские образы в один объемный? А ну как сойдет с полотна ожившая историческая личность?

Он двинулся к вожделенной модели.

— Господин Стрейсноу! Не могли бы вы поднять голову чуть-чуть выше?

Появившийся в дверях доктор смущенно отирал руки платком. Англичанин, с глубоким подозрением взглянув на мельтешащего в опасной близости от него хозяина, что-то пробормотал, встал из-за стола и отправился в прихожую.

— Куда он? — пролепетал страховой агент.

— Сэр Чарльз хочет сфотографировать нас, он пошел за фотоаппаратом, — пояснила Брунгильда.

Взволнованное общество начало обсуждать, как лучше расположиться вокруг картины, так, чтобы всем хватило места. Мужчины перенесли стулья от стола, женщины бросились к своим ридикюлям и достали зеркальца. Художник бегал из угла в угол и потрясал то пыльной треуголкой, то старым драным кафтаном, сожалея, что нет для гостей подходящих исторических костюмов. Наконец появился англичанин. Он невозмутимо остановился в отдалении и принялся настраивать аппарат. Живописная группа застыла с улыбками на лицах. В помещении повисла тишина.