Анне Хольт - Чему не бывать, тому не бывать

— Так он нашел своих биологических родителей?

— Насколько мне известно, нет. Одна из социальных работников, кажется, дала ему инструкцию, что он должен делать, чтобы выяснить это. Я думаю, что дальше его поиски не продвинулись.

— Тогда почему вы спросили, имеет ли наш визит отношение к убийству Фионы Хелле? — спросил Зигмунд и потер глаз пальцем.

Отвечая, доктор смотрел на Ингвара:

— Я, кажется, попал в точку.

Он поднял пешку, помедлил в раздумье и поставил ее на место. Ингвар поднял ту же фигуру.

— Как развивалась его болезнь? — спросил он, осторожно дотрагиваясь до посоха.

— В последние два года интервалы между фазами стали короче, — ответил доктор Бонхеур. — Это, конечно, тяжело для него. У него была маниакальная стадия перед Рождеством. Потом последовал хороший период. Он пришел сюда... — Доктор сделал несколько шагов, наклонился над столом и начал искать что-то в пачке бумаг. Указательный палец скользил по странице вниз и наконец остановился. — Он пришел утром двадцать первого января, — закончил он.

— Рано?

Доктор перевернул страницу:

— Да. Очень рано. Около семи. В очень плохом состоянии.

— Как вы думаете, он уже проснулся? — Ингвар поставил пешку и взглянул на часы на запястье.

— Я знаю, что проснулся. Он встает около пяти. Сидит один в общей комнате. Он любит быть один. По крайней мере, когда ему так плохо, как сейчас.

— Можно мы?.. — спросил Ингвар и указал на закрытую дверь.

Доктор Бонхеур кивнул и пошел вперед. Он закрыл за ними дверь и молча провел их к лифту.

Лифт остановился. В середине коридора доктор обернулся и сказал:

— Я должен вас предупредить, что Матс Бохус выглядит... своеобразно.

— В смысле? — удивленно спросил Ингвар.

— У него проблемы с обменом веществ, он очень толстый. К тому же он родился с заячьей губой. Его, конечно, оперировали, но не особенно удачно. Мы много раз предлагали ему сделать новую операцию. Он не хочет.

Он пошел дальше, не ожидая реакции, открыл дверь и вошел со словами:

— Привет, Матс. К тебе пришли.

В центре комнаты, за раскладывающимся столом, на деревянном стуле сидел Матс Бохус. Ягодицы свисали с сиденья, и казалось, его локти не помещаются на крышке стола. Он был одет в бесформенный спортивный костюм. Перед ним стоял ряд красивых животных. Ингвар смог разглядеть лебедя, когда подошел ближе. Жирафа. Двух львов с топорщащимися гривами и открытыми пастями. Слон был желтый и блестящий, с поднятым хоботом и большими прозрачными ушами.

— Что ты делаешь? — тихо спросил Ингвар.

Он подошел совсем близко к столу, двое других остались стоять у дверей.

Матс Бохус не отвечал. Пальцы быстро складывали и разглаживали что-то похожее на папиросную бумагу. Ингвар стоял и смотрел, как в его руках появляется лошадь со всеми анатомическими подробностями, вплоть до хвоста и копыт.

— Ингвар Стюбё, — представился он наконец. — Я из полиции.

Матс Бохус поднялся. Ингвара удивила легкость, с которой он встал из-за стола, поставил лошадь между львами и жирафом, сделал шаг в сторону и повернулся к полицейскому.

— Ну, вы должны были прийти, — сказал он не улыбаясь. — Но это заняло какое-то время.

Широкий красный шрам над губой стягивал кожу. Передние зубы угадывался за губами, хотя рот был закрыт. Нос был маленький, несколько бесформенных подбородков свисали до груди, шеи не было видно.

У него были глаза Фионы Хелле. Немного косящие, ярко-голубые, с длинными темными ресницами.

— Я не раскаиваюсь, — спокойно произнес Матс Бохус. — Не думайте, что я раскаиваюсь.

— Я понимаю, — сказал Ингвар Стюбё.

— Не думаю, что вы понимаете, — ответил Матс Бохус. — Пойдем? — Он был уже на середине комнаты.

Лине Скюттер, недовольно пыхтя, вошла в свой кабинет в слишком больших тапочках и халате, будто с чужого плеча, — отвороты на рукавах были сантиметров по двадцать.

— Хотя ты моя лучшая подруга, — сказала она, усаживаясь, — я все-таки надеюсь, что у тебя не войдет в привычку врываться сюда в половине восьмого по утрам в субботу, чтобы посидеть за моим компьютером. Разве Кристиане сейчас не у вас? Куда ты ее дела?

— Она у соседей снизу, — не отрываясь от монитора, пробормотала Ингер Йоханне. — Играет с Леонардом.

У клавиатуры лежал потертый блокнот. Несмотря на то что Ингер Йоханне всегда знала, где он, она не открывала его уже много лет. Тринадцать лет, подумала она. С тех пор она переезжала трижды. Трижды находила блокнот в обувной коробке, куда были сложены ее маленькие секреты: латунное кольцо, которым она в пять лет обручилась с самым красивым мальчиком на их улице, пластиковый браслет, который надели на Кристиане в роддоме — Ингер Йоханне Вик, девочка, любовные письма от Исака, бабушкина брошь-камея. Блокнот.

Трижды она решала его выбросить — однако так и не сделала этого. Желтый блокнот на металлической спирали, с нарисованным на предпоследней странице крошечным сердечком должен был сопровождать ее постоянно. В сердечке она написала когда-то букву «У». Так по-детски. Я и была ребенком, подумала она, мне было всего двадцать три.

— Что ты ищешь? — спросила Лине.

— Вряд ли ты захочешь это узнать. Но спасибо огромное, что ты разрешила мне прийти еще раз. Наш компьютер медленный, как черепаха, и набит вирусами.

— Я рада, что ты приходишь. Мы теперь почти не видимся.

— Лине, я родила месяц назад! А шестнадцать недель до этого ходила вперевалку, как утка, с расхождением тазовых костей и постоянной бессонницей.

— У тебя всегда были проблемы со сном, — весело ответила Лине. — А ты не можешь сегодня остаться здесь? Давай пойдем в центр, когда ты с этим закончишь. Пройдемся по магазинам. Посидим в кафе. Теперь почти нигде не курят, поэтому Рагнхилль можно взять с собой. — Она выглянула в окно, коляска стояла рядом. — Они все равно в этом возрасте все время спят.

— Если бы всё! — возразила Ингер Йоханне. — Спасибо за предложение, но мне потом нужно домой.

— Где Ингвар? Как у вас вообще сейчас дела? Он с ума сходит от Рагнхилль или как? Держу пари, что...

Ингер Йоханне громко застонала и посмотрела на Лине поверх очков.

— Я невыразимо благодарна за то, что ты разрешила мне прийти. Но если уж я решила помешать моей бездетной, любящей вечеринки подруге ранним утром в субботу, то это потому, что у меня очень важное дело. Можно я немного поработаю так, чтобы меня не отвлекали, а потом мы поговорим?

— Да ради бога, — пробормотала Лине, поднимаясь. — Вообще-то говоря, ты...

— Лине!

— Да, да, хорошо. Я сварю кофе. Скажи, если тебе что-нибудь понадобится.

Дверь за ней хлопнула немного сильнее, чем обычно. Ингер Йоханне выглянула в окно, посмотрела на коляску. Никакого движения. Никакого звука. Она чуть не промахнулась, снова садясь на стул.