Анна и Сергей Литвиновы - В Питер вернутся не все

Вот Прокопенко и решил на мне отыграться. За то прошлое, когда он ходил в драном свитере, а я в замшевом пиджаке вез его на такси в «Арагви»… Унизить и выгнать — вот какова на самом деле была его цель, когда он соглашался утвердить меня на картине… (В глазах блистают слезы.) Ну что ж, Господь ему судья…

Вы спросите: так, может, я его и убил? Что ж, лукавить не буду: смерти Вадима я, пусть это стыдно, в итоге даже рад. Наконец-то кончились мои мучения и унижения. Но сам я его — не убивал. Нет, нет! Зарезать спящего живого человека? Я на такое не способен…

И все-таки Старообрядцев согласился помочь самодеятельному детективу Полуянову.

Дима в ожидании своего выхода засел в тамбуре. Оператор пошел созывать народ. На правах, так сказать, дуайена [6] Старейшина дипломатического корпуса. Здесь — наиболее пожилой член коллектива. он пригласил каждого из пассажиров вагона люкс собраться в его купе для, как он предупредил, «важного заявления». Никто не отказал старикану.

Полуянов — он постарался организовать «спецоперацию» по всем правилам — получил от Аркадия Петровича пустую эсэмэску. А если бы кто-то из киношников остался в своем купе, Старообрядцев, как они договорились, прислал бы журналисту мессидж с именем уклониста.

Стараясь выглядеть естественно, не воровато, Дима вышел в коридор. Тот был пуст. Из-за закрытой двери операторского купе доносился внушительный голос. Старообрядцев вещал. Полуянов расслышал: «…Фильм непременно должен быть доснят. И в наших интересах, уважаемые сеньоры и товарищи, воевать за того из режиссеров, который подошел бы нашему сложившемуся коллективу…»

Поезд шел не спеша. Утреннее июньское солнце заливало пустой коридор. На просвет стала особенно заметна грязь на окнах. «Вот так у нас всегда, — подумал репортер. — Дивиди и ванны в вагон установят, а окна не вымоют». Ему вдруг вспомнилась последняя электричка, на которой он ехал из Вероны в Венецию. Едва та прибыла на вокзал и пассажиры вышли, уборщики принялись поливать вагоны мощными струями из «керхеров» и тереть их щетками. А ведь то была Италия — не самая чистая страна Европы.

Полуянов намеренно концентрировался на посторонних мыслях. Это помогало ему успокоиться и заставляло забыть, что совершает он, если называть вещи своими именами, противоправное деяние.

Сначала Дима скользнул в купе Марьяны. Не потому, что меж ними возникли особые отношения, — просто оказалось ближе к курительному тамбуру. Все правильно: при размещении в вагоне субординация была соблюдена — чем ниже статус участника экспедиции, тем его место дальше от центра и ближе к тамбуру — к сквозняку, табачному дыму и хлопающим дверям. Даже странно, что подобные нюансы Елисей Ковтун сумел учесть. Или ему Прокопенко подсказывал — по своей привычке быть в каждой бочке затычкой? Однако если расселением в вагоне ведал единолично линейный продюсер, то он явно еще не до конца выжег свои мозги героином, кое-что осталось. Значит, и на два коварных убийства соображалки хватило бы…

Проникнув в купе юной актриски, Дима первым делом запер за собой дверь. Теперь, если даже собрание закончится раньше срока (или девушка вдруг покинет его), у незваного гостя появится шанс ускользнуть. Ведь сначала блондинка начнет сражаться с запертой дверью, потом отправится за подмогой к проводнице — и тут можно попытаться улучить момент и незаметно выскользнуть. Ну а если накроют на месте преступления — придется обращать все в шутку…

Интересно, а как убийца прореагирует на то, что в его вещах рылись? Заметит? Может, выдаст себя неловкой фразой или жестом? Или преступник — тот человек, которого сейчас как раз нет в вагоне, — наркоман Ковтун?

В купе Марьянки не просто царила аккуратность — порядок был образцовый. («Морской порядок» — как любил приговаривать Димин дедушка, работавший на буксире в ленинградском морпорту). Да, девчонка — не чета Полуянову. И по части опрятности, особенно учитывая походные условия, сможет дать пару очков вперед даже самой Надежде Митрофановой.

Постель у девушки не просто оказалась застелена — она была заправлена без единой складки, и подушка лежала ровно по центру. На столике — букет полевых цветочков, стакан, почти пустая бутылка минералки, и все, ничего лишнего. Журналист заглянул в ванную комнату — о любой девушке (женщине) удобства могут рассказать больше, чем лицо, фигура или манеры хозяйки. Дима усвоил сей постулат твердо. «Ванная — слепок подсознания дамочки», — однажды написал он и гордился свое фразой: прежде всего потому, что считал ее точной, а значит, непогрешимо верной. В ванной едва уловимо пахло духами — духами Марьяны, и он с наслаждением вдохнул их запах. («Уж не влюбился ли я? Только этого не хватало!»)

Дмитрий быстро окинул взглядом тесное помещение санузла. И здесь красота. На полочке расставлена ровненьким строем целебные тюбики и баночки, полотенца аккуратно сложены, зеркало не забрызгано. Оттого, что Марьяшка оказалась чистюлей, у Полуянова как-то и настроение повысилось.

«Блин, я веду себя как влюбленный школьник, проникнувший тайком в будуар пассии! Вдыхаю ароматы… Что мне до ее порядка? Я ж не санинспекция. Я, черт бы меня побрал, сыщиком пытаюсь быть!»

Журналист глянул на часы: две минуты минуло, а еще ничего не сделано. Он возвратился из туалетной комнаты в купе, поднял тяжелую нижнюю полку. Они с Аркадием Петровичем договорились, что на каждое купе репортер будет затрачивать не более пяти минут. Итого получается на все про все — двадцатиминутка. Плюс приходы — отходы… Старообрядцев сказал, что он постарается занять актеров минут на двадцать пять — тридцать: «Но удастся ли — я, разумеется, никаких гарантий дать не могу».

В багажном отсеке у актрисы оказалось два объемистых чемодана. Дима, не доставая, нагнувшись, отомкнул первый. Раскрыл его, насколько позволяли стенки багажного отсека — примерно на треть. Заглянул — внутри оказалось все так же, как ему ожидалось: аккуратнейшим образом сложенные в стопки маечки, платьица, сандалии. Вещи, которые девушка носила в период съемок, оказались чистенькими, глажеными, но дешевенькими, практически все — с рынка. Да и откуда взяться фирменным вещам у студентки, только получившей первую роль!

Рыться в чемодане Полуянов не стал. Во-первых, потому, что малейший беспорядок сразу окажется заметным. А во-вторых, даже если каким-то чудом Марьяна — убийца, то подобная аккуратистка уж наверняка не станет прятать улики небрежно.

Скорее для проформы, чем всерьез намереваясь что-то найти, Дима открыл второй саквояж и заглянул в него. И, разумеется, ничего, кроме аккуратно упакованных вещей, не обнаружил.