Анна и Сергей Литвиновы - В Питер вернутся не все

Короче, начал Вадим работать на «Мосфильме». Удивительно, конечно, что его, исключенного из комсомола, туда все-таки взяли. Я, правда, посоветовал ему написать в анкете «В рядах ВЛКСМ не состоял» — авось, первый отдел сработает халтурно, не проверит. И, знаете ли, сошло. Прокопенко нас с приятелем-режиссером, конечно, отблагодарил — тогда он еще умел помнить чужую доброту. И отблагодарил по-царски: когда получил аванс, отвез нас обоих на неделю в Сочи, поселил в «люксах» «Жемчужины», каждый вечер водил в рестораны. А ведь тридцать лет назад подобную поездку организовать — не то, что сейчас, когда платишь деньги и едешь, куда хочешь. Надо было очень многие связи и силы задействовать, чтобы в «бархатный сезон» остановиться в Сочи в «люксах»… Мог бы подарочками откупиться, но — нет. Порядочный еще был.

А потом началась работа. Не такая, конечно, бешеная, как сейчас — когда чуть не полсерии надо за съемочный день снять (в те годы хорошим результатом считались ежедневные сорок секунд). Но все равно: съемка — это один сплошной стресс. И Вадим с этим каждодневным стрессом справлялся. Я ему, конечно, по-прежнему помогал, и в результате никаких нареканий к нему не было. Но я заметил: глаз у него все равно не горит. Он равнодушен к тому, что делает. И если в пору дипломного фильма у него кое-что не получалось потому, что в голове бурлило слишком много идей и планов, то теперь он трудился «от» и «до». Просто отрабатывал свой хлеб. И наблюдать такую метаморфозу мне лично оказалось неприятно.

Хотя, помимо работы, в жизни есть немало других славных вещей, не правда ли? А то и очень славных . Вы, Дима, как творческий человек, наверняка их знаете. Ну, например, еда или питье. Или путешествия по свету. Или женщины.

Однако Прокопенко к еде казался равнодушен, спиртных напитков не употреблял вовсе (что в очередной раз подтверждало мою гипотезу о том, что парень закодировался), а человек он был, в силу своей подпорченной биографии, явно невыездной. Зато девушки оказались его настоящей страстью. Впрочем, чего уж там греха таить (глаза оператора мечтательно замасливаются) , — как и моей. Ох, погуляли мы с ним! Я еще в самом соку, сорокалетний, модный, — и он, красавец, деньжата завелись, приоделся… Кинематографисты из Москвы! Что ты! Особенно в экспедиции. А тогда натуру снимали не то, что нынче. Выезжали в экспедицию на сезон, на пять месяцев. Ярославль, Владимир, Кольчугино, Юрьев-Польский… Да, много мы там с Вадиком походили, местных цыпочек потоптали… Они при виде его прям млели… Да он и потом в экспедициях, я знаю, так же себя вел. Можно сказать — разнузданно. Особенно всю перестройку, в конце восьмидесятых — начале девяностых, когда в провинции шаром покати было. Ни еды, ни выпивки, ни мужиков нормальных. Больше всего Владимирскую, Тульскую, Тверскую области любил. Девчонки сами в постель прыгали. Нечерноземье — моя целина!

Но я отвлекся.

В общем, сделали мы тогда картину. Не великую, но крепкую, достойную. Дали нам вторую категорию. Прошла премьера в Доме кино. Прокопенко вместе со всеми с гвоздичкой в руке на сцене стоял. Но фильм, честно сказать, получился так себе. Недавно я наткнулся на него по кабельному телевидению, стал смотреть. И, признаюсь, через пятнадцать минут не выдержал, выключил. Все фальшиво. Все не так. Все придумано. Искусственная жизнь. А вот в короткометражке Вадимовой жизнь была настоящая! Жаль, никто, и он сам, ее больше не увидит.

Потом его на другой картине — уже, не буду врать, без всякого моего участия — вторым режиссером утвердили. И опять: получился среднестатистический советский фильм. Случай так называемого вранья. Ни богу свечка ни черту кочерга. Не высокое искусство, вроде «Зеркала», «Двадцати дней без войны» или «Коротких встреч»… И далеко не кассовый хит вроде «Экипажа» или «Москва слезам не верит»… Да, не получилось — но кто обвинит в том второго режиссера…

А через два года Вадим наконец запустился с собственной картиной. И меня позвал к себе главным оператором. Я тогда в простое был, ну и согласился. И опять — обычная бодяга тех лет. Костюмный исторический как бы боевик времен Гражданской войны. Герои-подпольщики, мятущийся интеллигент, главный белогвардеец — утонченный мучитель… Хоть Прокопенко актеров хороших собрал — и молодых, и известных — и погони там были, перестрелки, а все равно получилась лажа. Не было в картине жизни. И правды не было.

Я, конечно, на съемках Вадику по традиции, помогал, но уже меньше, чем раньше. В основном с каскадерами работать, трюки снимать. Он и сам уже многому успел научиться. В том числе — ладить с начальством. И если в «Любе и Павле» со мной творил юный бескомпромиссный боец, готовый горло кому хошь порвать не то что за каждую свою сцену — один план или реплику в сценарии, то теперь он стал настоящим мастером компромисса. Не спорил ни с редакторами, ни с консультантами, ни с киноначальством. Даже там, где можно было поругаться и, может быть, в итоге отстоять свою позицию. А он — всегда соглашался. Соглашался на все. Да, укатали Сивку крутые горки…

А потом наши с ним пути разошлись. Он снял еще пару картин в перестройку, а затем, когда при Ельцине у нас кино практически не стало, уехал куда-то на Запад, начал делать по заказу тамошних телевизионщиков, чуть ли не Би-би-си даже, документалистику про Россию (пока наша страна была модной темой). Я, конечно, следил за ним, но никаких иллюзий по его поводу давно уже не питал и никаких надежд на него не возлагал… А когда у нас наконец, снимать стали, Вадим вернулся, начал клепать сериалы…

И вот мы снова встретились. Не скрою: для меня очень важна нынешняя работа. Я в простое был три года. Честно скажу, боялся уже, что не выйду больше на площадку. Что вы хотите: возраст! Не знаю, почему Вадим утвердил меня. Наверное, думал я вначале, все-таки вспомнил то хорошее, что я делал для него, пока он был несмышленышем, а я ему помогал, натаскивал и пытался из бед вызволять… И я, признаюсь, очень много надежд на эту, Дима, картину возлагал. Надеялся, что с нее, наконец, начнется мое возвращение в кино. А почему нет? Вон, Антониони в девяносто лет, не вставая с инвалидной коляски, снимал… Но мечты мои рассыпались в прах… (Глубоко вздыхает.)

У Вадима оказались другие планы. Мстил он, что ли? Начал придираться ко мне (ну, вы сами многому были свидетелем) с самого первого съемочного дня. Может, подумал я, Вадим просто забыл, как я с ним, молоденьким, возился? А потом понял: нет, наоборот, он ничего не забыл. И просто решил мне отомстить. Да, да, именно отомстить. Ведь я же некогда видел его унижения: и, порой, на съемочной площадке, и в кабинетах. Ведь это мне он в рот заглядывал, и ставил для меня чай, и каждый вечер слушал мои наставления… А теперь — сам оказался в силе. А я, чего уж там греха таить, — нет.