Андрей Воронин - Проводник смерти

Мещеряков с видимым облегчением перестал сверлить переносицу Иллариона взглядом и принялся копаться в сигаретной пачке. Наконец он выбрал себе сигарету, долго разминал ее в пальцах, а потом еще дольше раскуривал, словно это была не дорогая американская сигарета, а свернутая из оберточной бумаги «козья ножка». Наблюдая за этими манипуляциями, Забродов немного расслабился, поняв, что разговор будет долгим, и окончательно расплылся по сиденью стула.

— Амеба, — проворчал полковник, регулируя клапан зажигалки.

— А помнишь, как мы обои курили? — спросил Илларион, оставив без внимания выпад своего бывшего начальника.

— Помню, — буркнул Мещеряков. — И обой, и кожуру от кукурузных початков, и боевые листки.

— Неужто и боевые листки тоже? — изумился Забродов. — Смотри-ка, а я и забыл.

— Не ври, — строго сказал Мещеряков. — Это, между прочим, была твоя идея — использовать боевые листки на самокрутки и вместо пипифакса. Знаешь, что мне потом сказал начальник политотдела?

— Что? — с живейшим интересом спросил Забродов.

— Не скажу по трем причинам: во-первых, у меня язык не повернется такое повторить, во-вторых, ты теперь лицо штатское, так что для тебя это военная тайна, а в-третьих, ты все равно не поверишь, что наш начпо мог такое выдать.

— Эх, — сказал Илларион, — мне ли не знать, что мог иногда сказать наш Петр Поликарпович! Ну-ка, попробую угадать. — Он воровато огляделся, поманил к себе Мещерякова и, перегнувшись через стол, прошептал ему на ухо несколько слов. — Правильно?

— Силен, — Мещеряков покрутил головой и позволил себе сдержанно улыбнуться. — Как это ты догадался?

— Так это же была его любимая фраза, — спокойно сказал Илларион.

Мещеряков приподнял рукав пальто, бросил быстрый взгляд на часы и снова заозирался, отыскивая взглядом официанта.

— Андрей, — окликнул его Забродов, — ты не ответил на мой вопрос.

— На какой именно? — огрызнулся Мещеряков, продолжая вертеть головой во все стороны.

Илларион с утомленным видом пожал плечами и сказал:

— Я спрашивал: почему известие о том, что кто-то меня видел на Каширском шоссе, привело тебя в такое рептильное негодование.

— Рептильное негодование, — с задумчивым видом повторил Мещеряков, словно пробуя словосочетание на вкус. — Интересное выражение. Надо будет где-нибудь ввернуть.

— Ага, — поддержал его Забродов, — запиши на манжете. Ручку тебе дать? А когда запишешь, будь добр, ответь на мой вопрос. — Он без спроса взял из пачки полковника сигарету, вынул из кармана зажигалку и принялся чиркать колесиком. — Это какое-то наваждение, — пожаловался он, раздраженно бросая свою зажигалку на стол и беря полковничью.

— Два месяца не могу заправить эту чертову штуковину. Побираюсь, как бомж. — Он прикурил и окутался густым синеватым облаком.

— Итак, я слушаю, — донеслось из недр дымовой завесы.

— Ты прав, — неохотно отозвался Мещеряков, на всякий случай еще раз оглядываясь по сторонам и понижая голос. — Мне очень не понравилось то, что тебя там видели. И причина этого должна быть тебе известна: мы с тобой знакомы много лет, и я желаю тебе только добра.

Забродов вдруг резко подобрался на стуле, вынырнув из дымного облака, и остро поглядел на полковника.

— Извини, Андрей, — сказал он, — но я что-то не понял. Сколько себя помню, разговоры о том, что мне желают добра, кончались если не выстрелом в спину, то, как минимум, гауптвахтой. Объясни-ка, что это значит.

— Нет, это ты мне объясни, — свирепо зашипел полковник, резко подаваясь вперед, — какого черта тебя туда занесло? Кто тебя просил лезть в это дело? Свернешь себе шею, чертов старый дурак!

Илларион откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу, нелепо перекосился на один бок и посмотрел на старинного приятеля с веселым изумлением, словно тот только что отмочил веселую, но совершенно неожиданную шутку, неподобающую ему ни по рангу, ни по уровню умственного развития.

— Однако, — сказал он. — Выходит, ты решил, что я подался в частные детективы и болтался вокруг развалин на Каширском шоссе потому, что решил в одиночку расследовать это дело? Прости, Андрей, но такого я не ожидал даже от тебя!

— Мне не нравится это «даже», — процедил Мещеряков.

— Врешь, — сказал Илларион. — Я тебе сейчас весь не нравлюсь, со всеми потрохами, но, если хочешь, я возьму слово «даже» обратно. Итак, подобной глупости я от тебя не ожидал. Как ты мог такое подумать?

— А что, черт возьми, я должен думать?! — гаркнул выведенный из равновесия Мещеряков. На них начали оглядываться, и Илларион укоризненно покачал головой. — Что я должен был подумать? — повторил полковник свистящим яростным шепотом, ложась грудью на стол, чтобы Забродову было лучше слышно. — Только не говори мне, что ты пришел поглазеть на развалины! Ну, какого черта ты там делал?

— Это что, допрос? — продолжая веселиться, спросил Забродов.

— Если хочешь, могу организовать и допрос, — сердито пообещал Мещеряков. — На Лубянке, мать твою, в мемориальном полуподвале, где проводил допросы Феликс Эдмундович.

— Ну, чего ты кипятишься? — миролюбиво спросил Забродов. — Я же не виноват, что у твоего информатора непорядок не то с языком, не то со зрением, а скорее всего — с мыслительными способностями. Меня он, видите ли, заметил…

— Да не тебя, — проворчал Мещеряков. — Машину твою он заметил. И не он, а я. Лично я, понял? Машину заметил, а тебя не нашел.

— А, — сказал Илларион и вдруг ухмыльнулся. — Это потому, что я был на самом видном месте.

— Парадоксами развлекаешься? — проворчал Мещеряков и вдруг заорал на все кафе, словно командуя батареей:

— Официант!!!

Забродов ухмыльнулся, все присутствующие, как один, вздрогнули и обернулись, но командный голос полковника возымел действие: в отдалении возникло и стало неторопливо приближаться, лавируя между столиками, некое видение в мятой белой куртке, натянутой на грушевидный, заметно расширяющийся книзу торс.

Судя по усам и короткой стрижке, видение было мужского пола, и Мещеряков досадливо поморщился: он не любил мужчин, занятых в сфере обслуживания, по старинке полагая, что разносить напитки — совершенно не мужское занятие.

— У нас не курят, — неприветливо заявило, видение, приблизившись к столику.

— У вас еще и не обслуживают, — сварливо парировал Мещеряков. — Коньяк у вас есть?

— Нет, — покорно складывая руки на животе, ответило видение.

— Ты куда меня притащил? — набросился полковник на Иллариона.

— Я тебя никуда не притаскивал, — безмятежно ответил Забродов. — Это ты сцапал меня на улице и затолкал сюда. Тебе нужно было о чем-то поговорить.

— Ч-черт, — с чувством сказал Мещеряков. — Принесите сто пятьдесят водки, — бросил он официанту.