М. Барышев - Операция "Ривьера"

— Не говоря уже о болезнях и прочих случайностях, Вячеслав Рудольфович, — впервые за всё время беседы улыбнулся «инженер Арбенов».

С таким паспортом через некоторое время сел в поезд, следующий на Гельсингфорс, невысокий светловолосый человек в скромном костюме-тройке и фетровой шляпе с широкой лентой.

В доме на Плас Пале Бурбон всё было прочно и солидно. Блеск резных панелей гармонировал с мраморным мерцанием лестниц и колонн. Сверкала бронза канделябров, искрился хрусталь, и ковры скрадывали шаги слуг в строгих фраках. В росписи высоких потолков среди нимф, психей и афродит резвились крылатые, упитанные амурчики. Швейцар с боксерскими плечами охранял парадные двери.

Всё было так, как полагается быть в доме, где собираются уважаемые и состоятельные люди. Российский торгово-промышленный и финансовый союз был основан, как это было записано в его уставе, «для представительства интересов российской промышленности, торговли и финансов за границей, а равно для разработки и осуществления мер по восстановлению хозяйственной жизни в России».

Осуществлять цели, определенные уставом, господам промышленникам и финансистам было несколько затруднительно. Шел 1923 год, и хозяйственная жизнь России восстанавливалась независимо от их деловых умов. Однако, находясь на значительном удалении от русской земли, они упорно не желали оставить её без своих забот. И не могли смириться с тем фактом, что большевики не только отобрали у них нефтяные вышки, шахты, железные дороги, пароходы, акции и банковские вклады, но и объявили всё это всенародной собственностью.

Нобель, Лианозов, братья Русаковы, князь Белосельский-Белозерский, Коншин быстрее других сообразили, что в одиночку с большевиками бороться нельзя, и сколотили Торгово-промышленный союз, объединив в нём более шестисот промышленников, банкиров и торговцев. Подбирали в компанию таких, кто удрал не с пустыми руками или у кого были предусмотрительно припасены вклады в уважаемых иностранных балках. Из этих средств некая толика была выделена на благородные цели «представительства интересов».

Привлекала и другая уставная формулировка насчет мер по восстановлению хозяйственной жизни России. В момент организации Торгпрома всем казалось, что стоит немного подождать в Париже, и это восстановление будет осуществляться деловыми руками опытных и уважаемых российских промышленников, оптовиков и банкиров.

В Торгпроме понимали, что большевики добровольно не возвратят захваченное. Но здесь знали, как беспощадно стреляют деньги. При надобности они бьют в упор неожиданными пулеметными очередями, грохочут пушечной канонадой, травят газами, хлопают маузерными выстрелами из-за углов.

Но произошло худшее. То, чего не ожидали ни члены Торгпрома, ни генералы, ни политики, чего не могла предусмотреть и самая умная голова, разбирающаяся в сложнейших биржевых комбинациях, хитрой игре цен и конъюнктуре сбыта. Чего не ожидали ни Европа, ни Америка. Голодная, разутая, плохо вооруженная армия большевиков разгромила Колчака и Юденича, разбила наголову Деникина, выбросила союзников по Антанте, «протянувших руку помощи многострадальному русскому народу», вымела Врангеля и батьку Махно, белополяков и муссаватистов. Большевики победоносно закончили гражданскую войну, утвердили народную власть и теперь работали изо всех сил, не роптали на нехватки, успешно восстанавливая разрушенное хозяйство. Рапалльский договор создал прецедент дипломатического признания Советской власти. Если последуют другие подобные договоры, Торгпрому придется худо. Ведь такими договорами будет признана, в частности, законность экспроприации большевиками движимого и недвижимого имущества, возвратить которое в личную собственность они страстно желали и потратили для этого немало денег.

— Господа, мы должны определить деятельность Торгпрома в новых условиях, — сухо говорил Густав Нобель. — Дипломатическая активность большевиков нарастает. Давайте не будем строить иллюзий и по-деловому оценим складывающуюся обстановку. Наши друзья в Европе и Америке никоим образом не изменили взглядов на большевизм и понимают опасность распространения революционной заразы. Но Россия представляет заманчивый рынок сбыта и является поставщиком многих привлекательных товаров. Это соображение в конкретных условиях может повлиять на некоторые решения наших друзей.

— Американцы уже суются со своим АРА, чтобы в России пустить корешки, — кинул реплику Коншин. — Голодающим, видите ли, помогать кинулись! Знаем мы таких благодетелей.

— Концессиями большевички Европу завлекают. Умно рассчитали, — поддержал банкира Лианозов. — Какой-нибудь мистер Смит не постесняется в концессию ухватить и мои кровные рудники на Урале. Для такого дела он и комиссарскую власть может признать де-юре. Все они одинаковы, когда пятак впереди засветится! Немцы признали, теперь, глядишь, за ними и французы потянутся. Не захотят ведь лакомый кусок упускать. Нажмут на своё правительство, и останемся мы с носом…

Кривя губы, Нобель молча переждал шум и выкрики, затем деловито продолжил:

— Я лично не разделяю оптимистических прогнозов насчет концессий. Комиссары — народ упорный. Они постараются своей выгодой не поступиться ни на йоту. Потому полагаю, что мы, во-первых, не должны снижать собственных усилий и, во-вторых, нас не могут смущать отдельные неудачи. Большевистским эмиссарам за границей мы должны противопоставить всё, что можно.

— Не в неудачах дело, — хмуровато возразил бритоголовый Лианозов. — Деньги счет любят. Выдали два года назад Эльвенгрену и Савинкову семьдесят тысяч франков, а господин Чичерин жив и здоров. Савинков на наши денежки своих боевиков подкормил, а Эльвенгрен в Ницце отдыхает.

— Произошла случайность, от которой никто не гарантирован, — отпарировал председательствующий, раздражаясь от неуместной реплики.

Лианозов задел больное место. Два года назад по настоянию Нобеля и князя Белосельского-Белозерского Торгпромом был создан секретный фонд на особые нужды борьбы с большевиками. Из этого фонда получил деньги нанятый Торгпромом боевик штаб-ротмистр Эльвенгрен. Из этого же фонда была выделена крупная сумма Борису Савинкову на организацию диверсии против большевистской дипломатической делегации, следовавшей через Берлин в Геную. Савинков хвастливо заверял, что его люди в два счета ухлопают руководителей делегации. Террористам удалось проникнуть на вокзал, где стоял поезд советской делегации. Но тщательно подготовленная дивереия провалилась. Ни Чичерин, ни другие руководители делегации на вокзале не появились. Они догнали в автомашинах отправившийся поезд на следующей железнодорожной станции, заняли места в вагонах и благополучно проследовали в Геную. Эльвенгрен и Савинков объяснили всё это случайностью, и Густаву Нобелю не оставалось ничего другого, как поверить в это объяснение.