Анна Данилова - Древний инстинкт

Свиридов достал тяжелую эмалированную кастрюлю со щами, отлил половником себе в миску и поставил на плиту. Скоро по кухне поплыл запах ароматных щей из свежей капусты. Когда они почти закипели, он поставил миску на стол, сунув под нее предварительно дощечку, открыл банку со сметаной и положил себе пару ложек с верхом. Сглотнул от предвкушения удовольствия. Кто сказал, что семья – это жена и полный холодильник еды? Главное для мужчины – это полный холодильник еды. Вот, пожалуйста, жены ведь сейчас нет, а как ему хорошо, как спокойно! Никто нервы не треплет, никто не встречает грозным видом, мол, где шлялся… Нет, конечно, Валентина не грубит, но всегда выражает как-нибудь недовольство его поздними возвращениями. Да он бы и рад работать до обеда, а то и вовсе не работать, так тогда и вовсе сживет со свету.

Сейчас, когда он поместил свою зазнобу на виллу «Алиса» и контролировал буквально каждый ее шаг, каждый вздох, ему казалось, что с того момента, как ее привезли к нему в клинику, прошло несколько лет. И Лена поумнела, похорошела, понабралась силенок и даже стала показывать зубки, да и сам Русаков много продвинулся к своей цели – поближе к ней, к ее одинокой и зыбкой, отравленной предательством близких ей людей жизни. Уж как только не намекал он ей о своей любви, о том, что брак с ним – единственное спасение Лены, что он своей любовью излечит ее от душевного недуга, избавит от постоянных, ставших уже хроническими мыслей о Бессонове, все равно – она все еще помнила о нем и, скорее всего, хотела бы с ним встретиться. И это после того, как этот подонок женился на ее квартирантке и заплатил ей, своей бывшей невесте, отступные сто тысяч? Быть может, именно этот нелепый брак и привлекал Лену своей таинственностью, невероятностью, и ей хотелось разгадать причину, по которой он был так скоропостижно зарегистрирован? Ну не пошлая же и древняя как мир причина, беременность Нечаевой, послужила для Дмитрия мощным толчком к действию. Может, именно такой примитивной причины-то и не хватило им, Дмитрию и Лене, в свое время, чтобы узаконить их отношения? Да и были ли у них интимные отношения? Вот об этом Русаков и думать не желал. Не мог он представить свою Леночку, такую хрупкую, слабую и чистую, в объятиях неразборчивого и всеядного Бессонова.

Русакову, как и всем, кто имел хотя бы косвенное отношение к делу «о гуинпленах», не терпелось узнать имя маньяка, преступника, наделавшего в Москве столько шума и изуродовавшего четырех женщин. Он знал, что и Константинов, и Фруман, и Роза Цыбина, и, конечно же, Свиридов – все продолжают расследования, кто дилетантски, кто профессионально, но результаты были равны нулю. Роза, которая попала в круг подозреваемых по этому делу совершенно случайно и отделавшись легким испугом от предъявленного ей тяжкого обвинения, казалось, могла бы жить теперь, стараясь не вспоминать этих несчастных женщин, так нет же, увлеклась, как говорится, сюжетом и теперь «копала» прошлое всех участников драмы, вплоть до детских горшков, свинок, ветрянок и послеродовых прививок. Даже не подозревая, что действует чуть ли не параллельно упрямому, как осел, Свиридову. А поскольку ей нужен был слушатель, которого она могла бы без боязни быть высмеянной держать в курсе своего расследования, она и выбрала на эту роль доктора Русакова, с которым познакомилась давным-давно, еще до своего веселого вдовства. Такое тесное, пусть даже и телефонное общение с доктором Русаковым скоро стало приносить свои экзотические плоды – она стала единственным человеком, которого Русаков посвятил в свою личную тайну. Роза узнала, что доктор до потери пульса влюблен в свою пациентку. Теперь к разговорам о расследовании примешивались, а вскоре стали и основными, беседы о невозможности (или возможности?) доктора влюбить в себя почти уже вылечившуюся, а потому готовую в любую минуту выпорхнуть из больничного гнезда пациентку.

Это с легкой подачи Розы в настольном календаре Русакова появилась впервые завораживающая своими богатыми зрительными образами фраза «вилла „Алиса“, Антиб, переговоры с Л.». У Русакова была собственная вилла на мысе Антиб, носившая более прозаическое название – «Улитки», где он проводил в общей сложности два месяца в году, причем в разное время, иногда разбивая свой отпуск на недели, а то и дни. И если бы не Роза, ему и в голову бы не пришло пригласить Лену отдохнуть на Антибе, настолько прочно в нем сидело желание скрыть от окружающих, во-первых, свой достаток, во-вторых, не привлекать к себе внимание желающих выйти за него замуж московских барышень или зрелых брачных аферисток. Хотя существовал, конечно, узкий круг знакомых, которым он доверял безгранично. Они гостили у него на вилле не раз и не два, к ним, кстати, относился Максим Селиванов, их общий с Розой знакомый, отличный парень, с которым они нередко весело проводили время, отрывались по полной программе, когда, бросив все свои дела в Москве, приезжали на Ривьеру. Но как предложить Лене потратить кучу денег на то, чтобы снять дорогущую виллу? Ведь о том, чтобы пригласить ее к себе, не могло быть и речи. И даже выдать свою виллу за чужую, свободную для аренды, тоже влекло за собой опасность разоблачения. Он, зная ее характер, понимал, что вся эта идея с заманиванием ее в рай закончится полным крахом, если только она от кого-нибудь узнает о том, что вилла принадлежит Русакову, и тогда она не простит ему обмана. Ей захочется полной независимости, а для этого придется раскошелиться. Деньги Лены хранились у него в сейфе, и Лена всего лишь раз попросила немного, чтобы обновить свой гардероб. И вот теперь он предложит ей снять виллу и потратить на это практически половину всех имеющихся у нее денег. Согласится ли она на это?

Сумеет ли он на правах доктора убедить ее в том, что ей просто необходим такой вот полноценный, дорогостоящий отдых? Если только она согласится, он сам возьмется уладить все дела, связанные с арендой, и, как доказательство того, что вилла оплачена, он вручит ей договор, а уж там, когда они будут вдвоем, и она, с одной стороны, почувствует себя свободной от него, а с другой – более уверенной, что поблизости находится ее доктор, вот тогда… У Владимира голова кружилась, когда он представлял себя сидящим рядом с Леной у камина на вилле «Алиса» и обнимающим ее за плечи… Это в Москве витают тени Бессоновых и Нечаевых, они кружат над головой Лены и опутывают ее своей безысходностью, своим отчаянием, своими мрачными тайнами и болезнями, а там, на теплом морском пляже, на мягком песочке и гладких камушках, она забудет про все свои страхи и избавится наконец от недоверия, по-другому посмотрит на окружающих ее людей, на Русакова… Он уговорил ее за несколько минут. Когда же все было решено, он позвонил Розе, чтобы похвастаться своими результатами. «Возьми Макса, – по-матерински заботливо и нежно посоветовала она ему, – и тебе не так страшно будет, и у нее не возникнет подозрения, что вы вдвоем и что у нее как бы нет выбора, что она пленница, наконец… Третий лишний иногда способствует сближению». И Русаков, места себе не находивший от разыгравшейся фантазии, рисовавшей ему нервную и напряженную жизнь рядом со строптивой и брыкающейся, как молодая козочка, пассией, постоянно подозревающей его в преследовании и домогательстве, воспринял этот совет Розы с благодарностью. Он позвонил Максу Селиванову и спросил, не хотел бы тот провести пару недель на его вилле. В ответ, к своему удовлетворению, он услышал характерное для Макса восторженное молодежное «вау!», после чего попросил его немедленно приехать, чтобы обсудить детали. Спустя час в своем кабинете он подробно и обстоятельно объяснил Максу (таким образом у него появился уже второй посвященный) цель своей поездки. «Нет проблем», – ответил уже мысленно загорающий на горячем морском песочке, верный Макс. Русаков поедет первым, все уладит, а Макс полетит с ней вместе, будет рядом в дороге, присматривать за ней… От аэропорта на такси она доберется уже до виллы…