Анна Данилова - Яд Фаберже

Его так и подмывало позвонить Земцовой, чтобы рассказать о своей находке, но, представив себе, как она сейчас в кафе беседует с Крыштопой, передумал. Не захотел ей мешать. Да и куда денутся эти письма?

Он вернулся в прихожую, уселся на пол и принялся читать остальные письма. Из них он узнал, что «девочка растет», что у нее прорезались зубки, и все в таком духе… А потом в одном из писем Нина Николаевна написала, что дом продала и что через три дня выезжает из Кисловодска в Москву. «Жди, не наделай глупостей. Второй ребенок тебе ни к чему. Займи деньги на операцию, я приеду, расплачусь за тебя». Операция, догадался Левин, не что иное, как аборт. Значит, Лора «залетела» еще раз, возможно, от того парня, что на фотографии. Не слабо она начала: роды, затем аборт, да эта девочка успела пройти огонь и воду…Теперь вот убийства, грабежи, заграница…

Левин искал в письмах упоминание о матери Лоры, но так и не нашел. Ее словно и не было. Зато на самом дне чемоданчика он нашел тетрадь, толстую, потрепанную, все страницы которой были обклеены похожими на книжные листами с мелким печатным иностранным текстом. Первая страница была датирована 1960 годом, и над ним вместо заголовка была приклеена полоска, вырезанная явно из книги: «by Krzesinska».

Какой-нибудь любовный роман, решил Левин, но тетрадь тоже приложил к особо заинтересовавшим его письмам и снимкам, чтобы показать вечером Земцовой.

Сложив открытки в чемодан, он убрал его на антресоль и вернулся в комнату, где на столе снова разложил фотографии, письма. Перед ним лежало прошлое его невесты, его Лоры, на которой он, слепец, собирался жениться. Мало того, он потратил на нее все свои деньги, чтобы только разыскать ее! А чего ради искать-то? Пусть себе остается в своем Лондоне… Он налил себе еще водки, выпил и снова вернулся к снимкам. И вдруг его бросило в жар – ему вдруг показалось, что тот чернявый парень с впалыми щеками и есть Мур. Высокий, худой. Не дожидаясь возвращения Земцовой или Шубина, у которых были фотографии Мура, Левин позвонил Паше Козыреву и попросил его срочно к нему приехать. Паша, обрадованный известием, что Сергей в Москве, пообещал быть у него примерно минут через сорок с копией фоторобота. Пока Левин его ждал, приехал Шубин. В руках у него были тяжелые пакеты с продуктами.

– Ты как тут? – Шубин впервые улыбнулся Левину, и Сергей растроганно пожал ему руку. Будто только сейчас он заметил рядом с собой немногословного, но очень симпатичного человека с добрым открытым лицом и умными спокойными глазами.

– Как я? Да с ума медленно схожу… Вот, – он кивнул головой в сторону разложенных на столе фотографий и писем, – такое нашел… Аж дурно стало… я и не знал, что такой идиот… Слепец!

– Ты выпил?

– Да, выпил… – покраснел Сергей. – Да как же тут не выпьешь, когда такие вещи открываются?! Оказывается, у Лоры есть ребенок! Тогда сколько же ей лет? Но самое главное, чего я не могу понять: зачем я ей? Что она во мне нашла? Я же небогат и не особенно-то красив…

– Ты успокойся. Какой еще ребенок?

И Левин с жаром принялся рассказывать ему про письма и трясти ими перед глазами Шубина.

« В день бенефиса артисты обычно получали от Кабинета Его Императорского Величества так называемый „царский подарок“. Как правило, это была недорогая вещица из золота или серебра, иногда украшенная какими-нибудь драгоценными камнями и непременно с царским орлом или короной… И действительно, в день бенефиса директор Императорских театров князь Волконский принес в мою артистическую уборную и вручил мне совсем иной „царский подарок“ – великолепную брошь в виде свернувшейся клубком бриллиантовой змеи с крупным сапфировым кабошоном посередине…»

« Великий князь Владимир Александрович теперь часто стал бывать у меня в доме и вечерами любил играть в „тетку“… Я получала от него прелестные подарки: иногда это была какая-нибудь безделушка, а в другой раз – восхитительные вазы из коллекции графа Воронцова. На Пасху он всегда присылал мне букет ландышей, к которому было прикреплено драгоценное яйцо работы Фаберже. А однажды он прислал мне браслет с сапфиром».

Сегодня я решилась на обман. Вышла из своего номера, зашла в соседний – я слышала, как хозяйка, молодая женщина, стуча каблуками, куда-то ушла, забыв запереть за собой дверь (я долго ждала звона ключей, но так и не дождалась), – и, пользуясь гостевой книжечкой, подробно объясняющей, какие услуги предоставляет отель, позвонила в Москву. Только воспользовавшись чужим телефоном, я могла быть уверена в том, что Мур ничего не узнает о звонке. Понятное дело, что звонила я к себе домой в надежде, что трубку возьмет Сергей. Сергей утром должен был быть дома. Но трубку так никто и не взял. Мне не хотелось думать об этом, но, судя по всему, Левин съехал с моей квартиры и перебрался к себе. Уверенный в том, что я бросила его, он уже полмесяца живет своей жизнью и вспоминает меня только с худшей стороны. Иначе и быть не может. А если он свяжет убийство Лунников с моим уходом от него, то тем более постарается забыть меня как можно скорее. Я представила себе, как он укладывает свои вещи в чемодан (еще не так давно он собирал чемодан, чтобы переехать ко мне!), как прибирается на кухне, выносит мусор, выходит из квартиры и запирает ее, кляня все на свете… Бедный Левин. Сережа…

Следующий звонок был к нему на работу, в фирму, занимающуюся установкой телефонов в Подмосковье. Но рабочий день еще не начался, и там никого не было. Хорошо, что я сообразила оставить сообщение и телефон на автоответчике. Если Левин позвонит по этому телефону и спросит меня, то ему скажут о моем пребывании в отеле. Но тут я подумала, что не сказала названия отеля. Поэтому я позвонила еще раз и произнесла, как заклинание, название отеля. Затем я позвонила Крыштопе, мне захотелось услышать ее голос. Трубку долго не брали, и я представляла себе, как наша маленькая бонна просыпается в своей постели, как вялым сонным движением берет трубку и прикладывает к уху. И когда в моем воображении она все же взяла эту трубку, тотчас раздался щелчок, и я услышала совсем близко от меня ее немного осипший, словно не проснувшийся еще в такую рань, голос:

– Да, слушаю…

– Таня?

– Да, кто это? – И вдруг, почти шепотом: – Это ты, Лора?

– Да, – ответила я, покрываясь мурашками. Как же мне было приятно слышать родной голос. И вдруг прозвучало, как пощечина, хлестко, резко, неожиданно:

– Ты где, мать твою? Сука ты бессердечная! Зачем звонишь? Хочешь узнать новый адресок? Тварь… Как ты могла?

И я бросила трубку, как если бы она стала теплой и липкой от крови. Крыштопа. И она уверена, что это я навела эту мразь на квартиру Лунников. Да что они все, с ума посходили? Как они могли такое про меня подумать?