Анна Данилова - Когда меня не стало

– Вы неправильно формулируете вопрос. Вы же хотели спросить: вы ОТ КОГО?

– Точно! Так от кого же вы?

– Ни от кого. Грош мне будет цена, если я все выболтаю первому встречному. Вы не верите мне, а я вам – по-моему, это естественно. Сначала выслушайте меня, а потом решайте, верить мне или нет. Мой план сводится к одному-единственному звонку. У вас ведь наверняка есть телефонный справочник?

– Есть, – сухо ответил Ангел.

– Постарайтесь найти номер телефона отдела химкомбината, занимающегося продажей акций. Представьтесь директором фирмы «Берлин-Инвест» и договоритесь о встрече. Вас спросят, по какому поводу вы звоните, и вот тогда вы скажете им, что собираетесь купить акции комбината и что завтра в десять к ним приедет ваша представительница, Эльза Штейнберг.

– И все?

– Все.

– А кто такая Эльза Штейнберг и что это за фирма такая «Берлин-Инвест»?

– Как, разве вы ни разу не слышали об этой фирме? Самые крупные инвестиции во все предприятия нашего региона, связанные с химической промышленностью… Вплоть до фармацевтических заводов…

Ангел пожал плечами:

– И что же будет дальше?

– Я позвоню вам завтра в полдень, мы договоримся с вами о встрече и подумаем, как нам действовать дальше.

– Никуда я не собираюсь звонить. Во что еще вы намерены втянуть меня? И что находится в вашей сумочке? Деньги? Взятка?

– Деньги у меня, конечно, имеются. Но мне нет никакого резона делиться ими с вами… Разве что после того, как освободят вашего отца, мы купим на них бутылку коньяка и отпразднуем успех… У вас ведь нет денег? Вы все отдали адвокатам… Не надо ничего говорить, я все знаю…

– А я не мог вас раньше где-нибудь видеть?

– Разве что во сне. Так вы позвоните на комбинат?

И Снегин, выписав из справочника несколько телефонных номеров, принялся звонить. Он сделал все так, как сказала ему Белла.

– До завтра. – Она улыбнулась ему и протянула руку. – Вы знаете, у вас такие красивые глаза… И волосы…

Она ушла, а он еще какое-то время смотрел на дверь. Потом скомкал листок, на котором писал очередную жалобу прокурору области, и швырнул его в корзину.

«Эльза Штейнберг…»

– Ну как дела? – спросил ее Григорий Александрович. – Поговорила?

– Поговорила. Очень приятный и неиспорченный молодой человек. Мне от души жаль их семью.

– Куда теперь?

– А теперь надо бы узнать адрес Сосновской…

– Это только вечером теперь, когда объявится Савельев.

– Тогда поедемте в интернат. Думаю, что лучше всего было бы встретиться с самой девочкой… Словом, по дороге обсудим…

Пока ехали в интернат, Белла рассказала Григорию Александровичу о своем плане относительно Снегина.

– А ведь ты и меня поймала… «Берлин-Инвест» – звучит, ничего не скажешь.

– Понимаете, я же чувствую, что все дело Снегина шито белыми нитками. Вот увидите, стоит мне появиться в отделе по ценным бумагам или в бухгалтерии, уж не знаю, кто конкретно этим занимается, и представиться этой самой Эльзой, я больше чем уверена – мне запросто продадут акции, и не на триста пятьдесят миллионов рублей, а гораздо больше. И что же тогда получится? Что купить акции на комбинате не составляет никакого труда и что никакая взятка для этого не нужна… Да вы взгляните на местные газеты последних месяцев: там только и писали, что об акциях… Их предлагали населению по таким низким ценам, что, будь у нас народ поумнее, скупил бы вообще весь комбинат…

– Я не уверен, что человек с улицы и представитель такой фирмы, как «Берлин-Инвест», имеют равные права…

– Может, вы и правы. Но я завтра непременно заявлюсь на комбинат с диктофоном. И еще: хочется все-таки своими глазами увидеть этого Иванова. И припугнуть его как следует. Ведь мы же все, в сущности, чистоплюи. Почему бы, например, не выяснить самые уязвимые его места и не сделать ему больно? Если есть у него семья, пригрозить, что… Уф… Меня куда-то занесло…

– Это уж точно. Успокойся. Хотя, признаться, в твоих словах, безусловно, есть доля здравого смысла. Такие, как этот Иванов, не имеют права калечить жизнь ни в чем не повинных людей. Я имею в виду Снегина…

– То-то и оно. Мы, кажется, приехали?

Интернат, старинное немецкое здание, утопал в зелени сквера. Во дворе бегали дети, играли с забавной рыжей собакой. Из небольшого домика красного кирпича доносился запах вареной капусты. Это, наверное, была столовая.

– Предлагаю пройти к директору, представиться мужем и женой, которые желают взять на воспитание девочку шести-семи лет.

– А почему не совсем маленькую?

– Да потому что это не детский дом, а интернат, и детей младше шести лет здесь просто нет. Поэтому-то меня и насторожило, что Инга Сосновская выбрала себе девочку именно двенадцати лет. Подозрительно. Как раз возраст полового созревания, к тому же у подростков это самый сложный период… Как вы думаете, какие цели преследовала эта садистка, когда забирала ее к себе?

– Трудно сказать. Возможно, хотела, чтобы ей выделили квартиру или какие-нибудь пособия.

– А что, если она использовала девочку совершенно в других целях?

– Отдавала мужчинам?

– А почему бы и нет? Мне Макс так много рассказывал о подобных процессах…

– Что ты имеешь в виду?

– Старых извращенцев, которые любят маленьких девочек и готовы заплатить любые деньги, чтобы только заполучить их к себе в постель. Сколько в нашем городе было таких дел… Конечно, процессы были закрытыми, но видели бы вы, как много людей толпилось в коридорах суда… Вы словно только что родились, Григорий Александрович.

Они вошли в центральный особняк, прошли по длинному коридору с паркетными полами, натертыми сильно пахнущей мастикой, и остановились перед дверью с табличкой «Директор». Постучали.

– Заперто. Никого. Конечно, уже вечер. Но нельзя же вот так просто уехать, ничего не узнав. – Белла чуть ли не за руку вывела Григория Александровича на улицу. Они сели на скамейку и принялись наблюдать за игрой детей. Вдруг Белла сорвалась с места и побежала за мячом. Мальчик, который устремился за ней следом, остановился и приготовился поймать мяч от нее. Белла вместо того, чтобы ударить по мячу ногой, взяла его в руки, подошла к мальчику и о чем-то спросила его.

Когда она вернулась на скамейку, глаза ее блестели.

– Я его спросила, где могу увидеть Сосновскую… И он мне сказал. Только добавил, что она теперь не Сосновская, а Овсянникова… Лена Овсянникова. Это ее настоящая фамилия. Дети ведь все знают…

– Ну и где же она?

– В столовой дежурит.

– Тогда почему же ты не пошла туда?

– Понимаете, хочу сама определить, как девочка выглядит. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Пока нет.

– Рано или поздно она все равно выйдет из столовой. И не одна. Уверена, что Лена красивая девочка, с развитыми формами, хорошими волосами… Она должна отличаться от остальных. Ведь Сосновская выбрала почему-то именно ее, вот я и хочу узнать почему… И тогда сразу станет ясно, с какой целью она ее удочерила. Если девочка будет серенькая, как мышка, вот тут придется призадуматься…