Чингиз Абдуллаев - Фестиваль для южного города

– Это скандал. Я немедленно уеду в Лондон.

– Почему скандал? Наоборот, лучший повод еще раз сюда приехать. Минуту назад вы сказали мне, что вам у нас очень понравилось, – не без издевки напомнил Дронго, – и даже говорили, какой сегодня прекрасный день и превосходное утро.

– Не смейте вспоминать мои слова, – закричал режиссер, – это все из-за нее! – показал он пальцем в сторону боснийской жрналистки. – Если бы не она, мое существование в вашем городе было бы вообще ограничено стенами этого отеля. Как меня обманули, какое коварство...

Услышавший крики режиссера, из соседнего номера постучал Хитченс. Дверь была заперта изнутри, и он бы все равно не смог войти.

– Вот-вот, – показал в сторону двери Мовсани, – я интересую только охранников и сотрудников службы безопасности. Нет, это просто издевательство.

Он присел на диван. В дверь снова постучали. Дронго подошел к дверям и отпер их. В комнату вошел Хитченс. Увидев Саду, он внешне ничем не выдал своего удивления или раздражения. Только стал еще более вежлив.

– Доброе утро, – поздоровался он с ней так, словно она сидела не в банном халате, а в обычной одежде, – доброе утро, мистер Мовсани. Я слышал, как вы кричали, и решил нарушить ваше... ваш завтрак.

– Они снова поменяли программу! – крикнул Мовсани, показывая в сторону Дронго.

Хитченс все так же спокойно посмотрел на Дронго.

– Что-нибудь произошло? – спросил он.

– Ничего страшного. Просто в университете искусств, где должна была произойти встреча, появились некоторые проблемы. Ректор лежит в больнице, его два проректора в командировках, а в самом здании идет ремонт.

– Он начался сегодня утром? – с неподражаемой английской интонацией уточнил Хитченс.

– Вчера, господин Хитченс, – учтиво ответил Дронго. – Они начали его вчера.

Оба смотрели в глаза друг другу, скрывая усмешку.

– Тогда это более чем веская причина для переноса вручения диплома почетного доктора, – предположил Хитченс.

– Безусловно. И именно это я пытаюсь объяснить господину Мовсани.

– Вы оба издеваетесь надо мной, – наконец понял режиссер. – Как это вчера начался ремонт? Кто им разрешил? Почему они не подождали один день? Как они могли так поступить?

– Обстоятельства бывают сильнее нас, – заметил Дронго, – но вы не расстраивайтесь. Вместо этого организаторы кинофестиваля придумали для вас очень интересную программу. Вы поедете в древний храм огнепоклонников, увидите Девичью башню, ставшую символом Баку, пообедаете в средневековом ресторане. Я думаю, вы не пожалеете, что приехали сюда.

– Храм огнепоклонников, – обрадованно протянула Сада, – как это интересно. Я об этом много слышала. Надеюсь, вы не станете отказываться?

Она взглянула на Мовсани. Тот поднялся с дивана, поправил халат. Отказывать прямо сейчас и на глазах двух мужчин было бы верхом неприличия. Он мрачно кивнул.

– Хорошо, мы поедем. Но учтите, что сегодня вечером у меня еще одна встреча.

– В котором часу? – уточнил Хитченс. – Вы мне ничего не говорили об этом.

– Придет тот самый журналист из Германии. Питер Зегер. Пусть он сразу пройдет ко мне, – недовольно попросил Мовсани. – Я забыл вам об этом сказать. И еще турецкий журналист Омар Лятиф вчера просил о встрече. Ему я тоже назначил после семи.

– Хорошо, я буду иметь в виду, – кивнул Хитченс. – А вы поедете с нами? – спросил он у Дронго.

– Я уже видел храм огнепоклонников и Девичью башню, – ответил Дронго. – Думаю, что вам там понравится. Зема обещала сама сопровождать вас в этой поездке. А вечером мы еще раз увидимся за ужином.

– Ужин по программе в восемь часов вечера, – вспомнил Хитченс, – а завтра утром выезд из отеля в пять тридцать утра? Все правильно?

– Это уже без меня, – усмехнулся Дронго, – завтра утром вас будут провожать совсем другие люди.

– Подождите, – неожиданно сказал Мовсани, протягивая руку, – извините меня за мой невольный срыв. Я просто перенервничал после вчерашнего. Вы так много для меня сделали. Спасибо вам, и извините меня еще раз. Вы будете на ужине?

– Обязательно.

– В таком случае приезжайте немного раньше, к шести часам вечера. Мы с вами перед ужином немного посидим в баре. Надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной чашечку кофе. Ведь мы, мусульмане, не должны пить спиртное.

– Я люблю чай, – сказал Дронго на прощание, – как англичане.

Мовсани отошел от них, поправляя халат. Были видны его толстые ноги. Халат был немного ниже колен. Дронго подумал, что никакое интервью в мире не стоит ночи, проведенной с таким типом. Впрочем, у женщин могут быть свои вкусы.

– Увидимся вечером, – кивнул он, выходя в коридор.

До убийства оставалось несколько часов.

Мовсани, Хитченс и сопровождающая их Сада Анвар вышли из отеля в половине одиннадцатого, опоздав на полчаса. Их провожали сразу несколько сотрудников службы безопасности, а две машины сопровождения с сидевшими в них сотрудниками полиции и Министерства национальной безопасности уже ждали рядом с отелем. Зема была с переводчиком и, увидев Саду Анвар, очень удивилась, так как по программе журналистов должны были везти на пресс-конференцию одного из прибывших продюсеров.

Но Зема была умным и тактичным человеком. Кроме того, за время работы в Союзе кинематографистов она многому научилась. Поэтому, не растерявшись, она приказала переводчику идти к другой машине, а сама предложила гостям большой «Мерседес», пояснив, что поедет вместе с ними, чтобы рассказать о городе.

Дронго проводил эту группу и решил вернуться домой. Раньше четырех группа все равно не вернется в отель. Уже дома он включил телевизор и стал слушать новости по местным каналам. Ближе к полудню ему позвонил Рафик Гусейнов.

– Ты знаешь, что твоего режиссера повезут на обед в «Караван-сарай»? – Так назывался ресторан в Старом городе.

– Нет. По-моему, в «Мугам-клуб». – Это был другой ресторан подобного типа.

– Они снова поменяли. Служба безопасности требует, чтобы у Мовсани была отдельная келья. Его нельзя сажать в общем зале. В общем, поменяли на «Караван-сарай». Мы с Рустамом туда приедем. Может, ты тоже к нам присоединишься?

– Нет, – возразил Дронго, – с вами где угодно и когда угодно. Только не с этим иранским режиссером. Он капризный и взбалмошный, как женщина. К тому же он будет не один. Его повсюду сопровождает эта боснийская журналистка.

– Я помню, – обрадовался Рафик, – очень хорошо. Пусть приезжает вместе с ним. Так будет даже веселее.

– Будем веселиться, когда он наконец уберется из нашей страны, – пробормотал Дронго. – Ты видел сегодня телевизионные репортажи о вчерашнем нападении? Вчера вечером все каналы уверяли, что нападавший психопат, отравленный религиозным дурманом, а сегодня передают, что он, возможно, был послан какими-то внешними силами. По-моему, все сходят с ума. А еще вечером будет программа Мир-Шаина. Представляю, как он подаст факт нападения, если Мовсани после его ухода чуть не плакал.