Джоу Конрат - Кровавая Мэри

Барри смотрит на ноги, и ему мерещится, что они тоже растут. Он сам достигает трех, пяти, десяти метров. Как он помещается в такой крошечной комнате? Ага! Кухня тоже растет вместе с ним, стены удлиняются, вытягиваются все больше и больше.

Пока он растет, боль в голове сжимается. До тех пор, пока не становится точкой – зернышком раздражения в середине его распухшего глаза.

Фуллер хохочет, и звук отдается в голове, сильный и протяжный. Он слышит чей-то голос и замечает, что держит в руке телефон.

– Барри? Ты там, Барри? Какой адрес?

Адрес? А, это Джек. Она едет на вечеринку.

– Двадцать один шестьдесят, – говорит кто-то. Это он сам. Еле ворочает языком. Слова кажутся чем-то осязаемым, как будто они сделаны из плоти, и он выплевывает их, а не произносит.

Забавно.

Он медленно разворачивается. Комната кружится вместе с ним, качается, стены раздвигаются, шатается потолок. Когда он останавливается, комната продолжает двигаться, потому что он так хочет. Он может ею управлять. Он может управлять всем.

– Я БОГ.

Фуллер прикасается к лицу и чувствует под пальцами повязку. Богам не нужны повязки. Он срывает ее, отчего в глазу вспыхивает боль.

– Хватит боли. – Его голос подобен грому.

Он движется к кухонному столу, высыпает содержимое ящика со столовыми приборами перед собой.

Штопор.

Боль чувствуется лишь мгновение, из глаз льются слезы.

Нет, это не слезы.

Это кровь.

Он слышит, как снаружи останавливается машина. Гости.

Теперь он совершенно не чувствует боли, ее вытесняет что-то другое.

Ярость.

Джек Дэниелс здесь. Это она посадила его в тюрьму. Это из-за нее у него такая головная боль.

Она пытается помешать ему быть богом.

Он вытирает кровь с лица и сжимает кулаки.

– Я здесь, Джек.

– Фуллер? Фуллер, черт, ты здесь?

Тишина. Где он? Эрб еще жив? Что произошло?

Я набрала 911, назвали адрес. Затем прокрутила цилиндр револьвера, проверив патроны.

К черту страх, волнение и все мои неврозы. Я иду спасать своего лучшего друга.

Я поднялась на третью ступеньку крыльца, когда дверь вдруг распахнулась.

Фуллер заполнял собой весь дверной проем. Он развел руки в стороны, как будто желая обнять меня. Его лицо было в крови, вместо левого глаза – чернота.

Я подняла револьвер и всадила ему в грудь три пули.

Вместо того чтобы упасть, Фуллер совершил нечто непредвиденное.

Он метнулся ко мне.

Моя четвертая пуля угодила ему в плечо, а потом он навалился, сбил меня с ног. Я упала на тротуар, он грохнулся на меня.

Я чувствовала, что одно или два ребра сломались под весом его тела, из глаз посыпались искры. Моя рука с оружием была отведена в сторону. Я попыталась выстрелить в него еще раз, но он обхватил револьвер вместе с моей рукой. Я спустила курок, пуля прорвалась сквозь его ладонь, унося с собой осколки мелких костей. Но меня он все еще не выпускал из своих мощных рук.

Я почувствовала, как пальцы Фуллера сомкнулись на моем горле.

С его пальцев капала кровь, стекая по моему лицу. Я зажмурилась и, свободной рукой схватив его за волосы, запихнула палец в его пустую глазницу.

Фуллер взвыл от боли и скатился с меня.

Я выпустила последнюю пулю ему в голову, но он успел пригнуться, и я промахнулась.

Дышать было больно. Я прижала руки к ребрам – немного полегчало. Встала на колени, затем поднялась на ноги.

То же самое сделал Фуллер. Он смотрел на меня, кровь текла из множества ран на его теле. Но, судя по широкой усмешке на его лице, его, кажется, это совсем не волновало.

Я восстановила равновесие, отступила и с разворота ударила его в грудь.

Как будто вмазала по дереву. Он не двинулся ни на дюйм.

Я размахнулась и, используя оружие как дубину, бабахнула ублюдка по лицу.

От удара его голова откинулась назад, но сам он даже не покачнулся.

Медленно замахнувшись, Фуллер попытался ударить меня, но я проскользнула под его рукой, нанесла ему удар по ребрам и отскочила, прежде чем он успел меня схватить.

Еще один замах – и опять мимо. Я ударила ногой, целясь ему в пах, но промахнулась и попала по его массивному бедру.

Фуллер снова бросился на меня, на сей раз быстрее. Я отскочила, но он все же достал кулаком до моей щеки. Я упала на мерзлую траву, вскрикнув, когда ребра коснулись земли.

Выстрел. Еще один.

Эрб.

Он стоял на крыльце, его причудливо изогнутая правая рука безвольно висела вдоль тела. Наручником к ней был пристегнут кусок металлической трубы.

В левой руке Эрб держал автоматический пистолет.

Стреляя с левой руки, Эрб не смог бы попасть даже в слона с пяти шагов.

К счастью, Фуллер был почти такой же здоровый, как слон.

Третьим выстрелом Эрб попал Фуллеру в грудь. Четвертая пуля пролетела мимо, а пятая глубоко засела в правой ноге живучего ублюдка.

Я услышала в отдалении звук сирен. Потом он стал чуть-чуть ближе.

Невероятно быстро Фуллер бросился на Эрба. Эрб промахнулся, и на него свалилось сто пятьдесят килограммов рычащих, орущих и истекающих кровью мышц.

Я вскочила на ноги, поднялась по ступенькам. Патронов у меня уже не было, и я стала изо всех сил бить Фуллера по голове своим «тридцать восьмым», чтобы заставить его слезть с Эрба. Лицо моего бедного напарника уже посинело.

После четвертого удара Фуллер попытался достать меня слева, затем сполз с Эрба и устремился в дом.

Зашелся кашлем. Я пощупала горло напарника – вроде бы все в порядке.

Он что-то пробормотал, я не расслышала, переспросила:

– Что, Эрб?

– Беги. У него… – прохрипел он. И тут Фуллер выстрелил.

Пуля пролетела так близко от моей головы, что я почувствовала легкий ветерок. Я повалилась на крыльцо, поверх Эрба, и заглянула в дом.

Фуллер стоял в холле в быстро расплывающейся луже собственной крови. Кольт в его руке был нацелен на меня.

Эрб поднял левую руку. Он все еще сжимал «зиг», но никак не мог направить дуло на Фуллера.

Я схватила руку Эрба, пытаясь навести оружие.

– Я – бог, – сказал Барри Фуллер.

– Ни хрена, – ответил Эрб и спустил курок. Пуля попала Фуллеру прямо между глаз, и мозги из его больной головы разлетелись в разные стороны.

Алан нашел меня у машины «скорой помощи», где мне W перевязывали ребра. Его лицо блестело от слез.

Он не бросился обнимать меня. Лишь негромко сказал:

– Я не могу так, Джек. Я не могу так жить. Сначала твоя мама, потом ты.

Я подумала, не сказать ли ему о том, что я ухожу, что я уже не полицейский.

Но любовь не принимает условий.

– Прощай, Алан.

Алан снял замшевый пиджак и положил рядом со мной.

Медсестра со «скорой» закатала мне рукав, намереваясь вколоть дозу демерола.

Я покачала головой, спросила: