Роберт Фиш - Обнаженная с Копакабаны

Астреа медленно покачала головой, не сводя с него глаз.

- К сожалению, нам тоже нужно идти. Мы с Жоао обедаем в "Месбла", а столик заказан только на двоих.

Улыбка на губах да Силвы застыла, потом погасла.

- Вы с Жоао? Но я думал, мы...

Астреа спокойно его перебила.

- С тех пор, как вы сказали, что появитесь, и не появились, у меня было четыре дня, чтобы спокойно подумать, - голос её звучал мягко, но в нем отчетливо слышался стальная решимость. - И я пришла к выводу, что не все нужно принимать, как само собой разумеющееся. По крайней мере, в таких серьезных делах. Или, по меньшей мере, насчет вас.

- Но...

- Мне очень жаль, - спокойно сказала она и встала.

Жоао Мартинс поднялся следом и взял её под руку.

Да Силва стиснул зубы и тоже встал. Его лицо окаменело.

- Если вы так считаете...

- Я так считаю, - просто ответила она и повернулась. - Пойдемте, Жоао.

Доктор Мартинс решил вмешаться в разговор.

- Знаешь, Зе, - заметил он, - я думаю, мне больше нравилось, когда она тебя ругала.

Да Силва посмотрел им вслед и тяжело осел на стул. Вильсон нагнулся к нему.

- Не изображай покинутого юношу, - негромко сказал он. - Это вообще никуда не годится. - И заглянул другу в глаза. - Как насчет коньяка? "Макера", пятизвездочный? Или хочешь последовать моему примеру и утопить горе в пинке?

Да Силва вышел из прострации и сделал знак официанту.

- Коньяк, - он криво усмехнулся. - Не следует слишком долго изображать из себя мученика.

*

В это самое время Карлос Ренальдо Рибейро достиг наконец цели своего путешествия и поздравлял себя, наблюдая, как человек за деревянным барьером медленно, буква за буквой, передает таинственное послание. Карлос презрительно ухмыльнулся, подумав о скептиках, не веривших, что он исполнит поручение. Но ещё больше, чем гордость за себя или презрение к маловерам, было его удивление тем колоссальным множеством крузейро, которые ему вернули в виде сдачи.

Он внезапно нахмурился, как будто встревоженный какой-то навязчивой мыслью, и уставился на стопку денег, которая все ещё лежала на барьере. Над подобной проблемой раньше ему задумываться не приходилось. Несколько крузейро на сигареты или бутылочку пинки - великолепно, но такая крупная сумма все усложняла. Вернуться с такими деньгами домой - жена их наверняка обнаружит. Он прекрасно знал, что не сможет утаить от её сверлящих, проникающих в самую душу глаз ни сами деньги, ни тот факт, что они у него есть. Может быть, вообще не возвращаться в деревню? С такими деньгами вполне возможно, но как быть с каноэ Антона? И - что ещё важнее - кто же тогда узнает, что он успешно справился с заданием?

Вот чертова задача! Израсходовать такую гигантскую сумму просто невозможно; он не имел никакого опыта в обращении с такими капиталами. А инстинктивно Карлос сознавал, что совершит грубейшую ошибку, дав деньги девушке, к которой собирался на всякий случай заглянуть на обратном пути: это бы создало такую ситуацию, которая никогда больше не повторится.

Пока он ломал голову над этой проблемой, телеграфист закончил передачу, встал и пошевелил уставшими от непривычной работы пальцами. Даже одна телеграмма была для Порто Итапура большой редкостью; две сразу передавать ещё никогда не приходилось.

- Готово, дружище, - улыбнулся он.

Карлос непонимающе смотрел на него, все ещё занятый решением своей дилеммы. Телеграфист откашлялся и негромко повторил:

- Ваши телеграммы отправлены, сеньор.

Внезапно Карлос решился и придвинул мужчине стопку денег.

- Еще раз, - распорядился он.

- Что?

- Я говорю, передайте их ещё раз!

Решение было настолько очевидное и верное, что Карлос Ренальдо Рибейро удивленно спрашивал себя, почему так долго не мог сообразить. Он терпеливо ждал, пока ошеломленный служащий отсчитает нужную сумму. Оставшиеся деньги Карлос убрал в карман. Теперь их сумма его вовсе не пугала. Вразвалку он покинул телеграф, где ещё долго тишина нарушалась треском аппарата, установившего в тот день непревзойденный для Порто Итапуры рекорд.

Нет, Карлос не обманывал себя: он знал, что многие могли быть достойны доверия Антона и отправили бы эти телеграммы. Но кто из них оказался бы настолько усердным, чтобы отправить их дважды?

Он решительно покачал головой. Никто; никто, кроме Карлоса Ренальдо Рибейро.