Эдгар Коллинз - Где таится дьявол

— Не клянись, клятвы тебе ещё пригодятся, Элмер. Ты же не хочешь сказать, что забыл обо мне, как только вернулся домой?

— Я правду говорю, Сандра, не посылал я Исмея, не знаю никакого Исмея, и, честно говоря, вернувшись в Лондон, забыл о тебе.

— Ты скотина, Элмер. Я думала о тебе все эти годы. Взгляни на меня. Видишь, что ты сделал со мной? А я на десять лет моложе тебя!

— Не моя вина, Сандра. Думаю, таинственный Исмей тебе сказал, что после моего возвращения умер отец и мне пришлось принимать дела. Я оказался на краю пропасти, потому что он умудрился растранжирить почти все состояние. Я не мог думать ни о чем больше. Мало того, мы разругались с братом. Еще через год умерла наша единственная сестра. Несчастье за несчастьем… Но мне, конечно, очень жаль…

— Так тебе жаль? — презрительно перебила она. — Тебе всего лишь жаль? Тебе нет дела до моих страданий?

Элмер Хант не был настолько чувствителен и ответственен за свои поступки, чтобы тут же от стыда начать биться о скалу. Он только пожал плечами и, считая вопрос исчерпанным, сказал:

— У меня была нелегкая жизнь, Сандра. Но теперь все это позади. Я хочу сделать что-нибудь для тебя и нашего сына, если Нино, как ты говоришь, мой сын. Что я могу для него сделать?

— Многое, Элмер, многое. Поклянись мне, что не потащишь Джулио с собой на скалы. Нельзя ему, а то вас всех проглотит дьявол Молчащих скал!

— Черт побери, что ещё за дьявол?

— Это ужасный страж тех мест, куда ещё не ступала нога человека. Он хозяин всех пространств, где нет людского духа. И если кто-то изгоняет его из тех мест, он ужасно мстит. Он здесь повсюду, глядит на нас всех со всех сторон и ждет свою новую жертву. Ты, что, не знаешь, что их было уже двенадцать?

— Двенадцать дилетантов, двенадцать лодырей, не проверивших ледорубы, трикони и репшнуры. Двенадцать слабаков, у которых рефлексы не в порядке.

— Ты хочешь сказать, что Тораччо был неопытным альпинистом? Что у длинного Фоскини не в порядке были нервы и снаряжение? Это были лучшие альпинисты. А что, Кассен, Штайнер, синьор Кавалли, Пике из Женевы — они тоже не были отличными скалолазами? И всех их до одного поглотил всесильный дьявол Молчащих скал. И вы тоже погибнете, и ты, и Джулио, если пойдет с тобой.

— Когда-то я думал, что ты здесь единственная женщина, лишенная предрассудков.

— Я — здешняя, и я знаю, что здесь творится. Мой отец, знаменитый Грози, тоже не пошел бы туда.

— Зато он угодил под лавину.

— Не поклянешься?

— Нет!

— Будь ты проклят! Убирайся! Я убью Джулио, прежде чем он даст тебе слово.

Но Джулио Секки собственная жена так и не убила, а вот он её избил, когда она начала упрекать его за затею с походом на стену. Избил её, так как нуждался в деньгах, которые мог заплатить ему англичанин.

Контрабанды не было, потому что итальянцам нечем было платить, так что приходилось жить честным трудом, а проклятая баба не хотела этого понимать. Паолини твердил, что англичанин предложит заманчивые условия и заплатит ещё до восхождения. Если с Джулио случится несчастье, он выплатит четырехкратную компенсацию, а это все меняет. Если все благополучно вернутся, понаедут альпинисты из Понтрезины и Сент-Морица. А клуб альпинистов в Самадене вручит специальную премию для первовосходителей на стену. И ясно, что Хант уступит свою долю.

Джулио думал всю ночь, и решимость его ещё окрепла, когда пришедший Паолини сообщил, что наутро прибывают альпинисты и мэр Сент-Морица. Ударив кулаком по столу, он освежился затем ледниковой водой. Сандра сидела в углу, обнимая сыновей. Под глазами у неё проступили тени.

Паолини, как главный грамотей, составлял договор. Элмер Хант молчал, зато Джулио Секки выдвигал условие за условием, на что Хант только кивал. Все было оговорено и подписано.

Вечерние тени исчезли, но ещё не совсем стемнело. С северо-востока, с самаденской равнины, надвигалась легкая мгла, оседавшая над Мортерачи и повисавшая на утесах. Верхние слои тумана густыми хвостами лениво сползали на Пиц Марк и Мюракль.

Тень, лепившаяся к окну, шевельнулась и скрылась за ближними валунами, когда Элмер Хант встал, собираясь взглянуть, что с погодой. Похоже, неплохо. Пиц Розат над Сент-Морицем отлично виден, его снежная шапка сверкала под лунным светом. На горизонте между Мюраклем и Шифбергом тянулась тонкая, как лезвие бритвы, полоска заката. Свежий ветерок с итальянской границы наполнил Ханта надеждой, что туман не поднимется, а через несколько минут опустится в долину. Тогда они в полночь смогут выйти в направлении Лангварда, через перевал Грози к Бернинскому перевалу и вдоль горной дороги — к Молчащим скалам. Восхождение можно будет начать на рассвете.

Он свистнул в два пальца, и двое носильщиков прибежали узнать, что нужно.

— Поспим три часа, ребята, и выступаем. Секки идет с нами.

Но им не было суждено спокойно отдохнуть. На северной стороне долины появились несколько теней, за ними ещё и еще. Это шли первые любители, первые любопытные, хотевшие быть свидетелями победы англичанина и Секки над стеной Малого Дьявола. Подойдя, они укладывались отдохнуть в толстых спальных мешках, всегда по двое, потому что в Альпах по одному не спят. Ночью нужно живое тепло.

Через час после полуночи перед амбаром Гаспара запылал огонь. Факел стрелял мелкими искрами, потом к нему присоединился ещё один, и еще, и еще… и через десять минут не спал уже никто.

Возглавлял колонну Джулио Секки. За ним шел Хант с носильщиками, которые передали часть своего багажа добровольцам. Хант двигался широким, но осторожным шагом человека, который знает дорогу. В десяти шагах за ним шли остальные. Хант нес свой ледоруб и кожаную сумку со снаряжением.

Последним неверными шагами спешил человек, у которого тут не было друзей. Звали его Энрико Амелотти, и он был единственным могильщиком от Самадены до Сале-Марни, а иногда ему доводилось заниматься покойниками и в Малоте. Как ни взывал он, чтобы его подождали, никто не слушал. Но, как ни странно, он так и не пропал из виду.

В пять утра караван любителей альпинизма, не решившихся идти выше, остановился под узким, длинным языком ледника. Кто-то вытащил бутыль водки, и она пошла по рукам. Если у горца есть этот эликсир, у него есть все, что нужно для жизни, кроме, разумеется, крупных, крепких и суровых женщин.

Было серо, но небо искрилось утренним морозцем. Минул час, когда мороз крепчает настолько, что трескаются скалы и лавины губят людей. Все нахохлились, вслушиваясь в бескрайние просторы. Где-то пискнул горный кролик, сорвался камень, и временами поскрипывала морена под сползающим ледником.

Двое носильщиков передали Ханту тросы, крюки и карабины. Все остальное он рассовал по карманам.