Анна Малышева - Тело в шляпе

— Что, так серьезно? — прохрипела я, придя, наконец, в себя.

— Да. Последняя колика была очень-очень сильная.

— Да нет, у Ивана вашего Ивановича.

— А, да, очень серьезно. Врачи говорят, что не ручаются за его жизнь, вы представляете? Какой-то очень сильный яд.

— Яд? — у меня потемнело в глазах. Боже мой, что же я наделала!

— Яд. То есть отрава. Ну, химическое что-то. Выпил вечером, и привет. Хорошо еще, что к нему дочка приехала, а то бы точно… ой, не будем вслух произносить, ну, я имею в виду, что умер бы.

Алиса готова была еще долго развлекать меня разговорами, но мое смятенное состояние помешало нам продолжить беседу. Милая Алиса пожелала мне крепкого здоровья, ничем не травиться, и рука пусть, в самом деле, срастется. Я заверила ее, что, разумеется, срастется, куда ж она денется, на что Алиса любезно возразила:

— Что вы, что вы, знаете, — сколько случаев, когда потом хромота остается. — Наверное, Алиса предполагала, что передвигаться с помощью ног мне приходится не всегда, хотя я ни разу в ее присутствии на руках не ходила. Впрочем, я ни в чьем присутствии этого не делала. Да что там! Я и в одиночестве не ставила таких экспериментов. Собственно, на этой оптимистической ноте мы и расстались. Я поплелась к себе, она вихрем унеслась вверх к любимому шефу.

— Может, еще живой, — крикнула она мне с верхней площадки лестницы.

Сам факт того, что Кусяшкин отравился, точнее, пытался отравиться, не вывел бы меня из равновесия. Но сознание, что это я довела человека до такого состояния, ввергло меня в полнейшее уныние. Поразмышляв о том, не отравиться ли и мне тоже, я отмела эту мысль как несвоевременную и решила сдаться Васе. Пусть лучше он меня удавит, а то самоубийство ведь — самый тяжкий грех. Отдам себя на растерзание опера Василия и тем самым спасу свою бессмертную душу. Прямо сейчас и позвоню.

Нет. Все мои благие намерения проваливаются. Васи нигде не было, сказали: "Будет вечером". А вдруг к вечеру у меня пройдет тяга к самоубийству и мне уже не захочется встречаться с палачом?

Оперативники ломали головы над тем, как связать убийство Марины Грушиной с патриотом, ненавидящим торговцев компьютерами. Если допустить, что эта бешеная тварь уничтожает не только компьютерщиков, но и их близких, то почему в письме об этом ничего не сказано? Если патриот не врет и исчезновение вице-президента «Дугласа» и убийство Гарцева — не случайное совпадение, то кто пишет письма с угрозами Кусяшкину? Тем более что патриотическое письмо было очень сильно непохоже на те письма, которыми пугали руководителя фирмы ВИНТ.

Василий целых полчаса уделил сравнительному анализу писем. Выводы были следующими: патриот и автор писем Кусяшкину — не одно и то же лицо; более того, цели у этих людей разные. Патриот играет на общественное мнение, в то время как кто-то другой старается вывести из равновесия именно Кусяшкина и толкнуть его на необдуманные судорожные действия. Этот кто-то знает или предполагает, что Кусяшкин убил своеГО компаньона Гарцева, но при этом не знает про второе убийство, потому что только человек с очень запутанным воображением может предположить, что убийства Гарцева и его невесты, совершенные с интервалом в два дня, никак не связаны друг с другом.

— Скажите, лейтенант, — спросил Василий у Леонида, который, явно наслаждаясь, изучал "схему последовательности заражений" доктора Шнейерсона, может ли кто-то не знать о убийстве Грушиной?

— А? — Леонид, развратно ухмыляясь и не поднимая глаз от карты, пожал плечами. — Конечно, кто угодно, в газетах — не писали, в телевизоре — не показывали.

— Из знакомых Кусяшкина может кто-то не знать?

— Это вряд ли. Все его знакомые и знакомые его знакомых только об этом и говорят, — Леонид отодвинул схему и потянулся. — А что?

— Смотри, ему пишут письма, раскручивают на признание, но, видишь? только в одном убийстве. "За убийство", "по неосторожности"…

— Почему ты думаешь, что не знают о втором? Скорее, считают, что Грушиной он не убивал.

— Возможно. Но в письмах это как-то бы прозвучало. Типа: "Грушину ты не убивал, мы шьем тебе только Гарцева, но…", и далее по тексту.

А не знать о том, что стряслось с бедной Грушиной, может только тот, кто не имеет никаких контактов ни с ВИНТом, ни с пионерским штабом, ни с нами, ни с родней Кусяшкина.

— И кто же это? Точнее, где же отсиживается этот шантажист?

— Вот! Вот именно — где! Допустим, вдали от Москвы. Или…или… в больнице. Леня, я знаю, кто пишет эти письма. Это Саня.

— Ты же не нашел ее в больницах.

— Хорошо спряталась. Умная очень. То есть дура, конечно.

Василий и дальше с удовольствием развивал бы тему Саниной умственной отсталости, но позвонил полковник Зайцев и порадовал личный состав сообщением о том, что вчера вечером было совершено покушение на Ивана Кусяшкина и на текущий момент он в тяжелом состоянии доставлен в токсикологическое отделение института Склифосовского. Летальный исход возможен, так что полковник оптимистично разрешил сыщикам считать, что у них уже три трупа. Для пущей убедительности к информации было добавлено несколько эпитетов в адрес Василия и Леонида, смысл которых сводился к тому, что они оба — очень хорошие сыщики и любимый город может спать спокойно. На что старший оперуполномоченный покаянным тоном заметил, что "да, виноват, грешен и глуп. Все знают, что какого мента ни возьми, что тебе гаишник, что мусорщик (так капитан называл мужественных сотрудников экологической милиции) — каждый умеет раскрывать убийства с колес в течение недели, в особенности — заказные. И надо же было такому случиться, что именно в убойном отделе (так в МУРе называли отдел по расследованию убийств) подобрались сплошные недоумки".

Полковник не стал дослушивать покаянную речь до конца и повесил трубку.

— Ты знаешь, дружище, — задумчиво сказал Василий голосом артиста Броневого, — покушений на компьютерщиков мы имеем уже числом три, и я себе так рассуждаю: не террористическая ли организация, действительно?

— Ах, не обнадеживайте меня, группенфю-рер, — заметил Леонид, старательно подражая голосу артиста Тихонова, — ведь если это так, то дело отдадут чекистам?

— Но пока этого не произошло, — голосом Броневого продолжил Василий, вас, Штирлиц, я попрошу остаться, сесть на телефон, дозвониться до экспертов и выбить из этих тыловых крыс информацию о том, чем траванули нашего фигуранта. Внутренний голос подсказывает мне, что они обнаружат ту же отраву, что у Грушиной. А сам я наведаюсь к Кусяшкину в институт Склифосовского.

— Так девушкам и говорить, если позвонят?

— Да. Говори, что болезнь перешла в острую фазу и потребовалась госпитализация.