Александр Кашин - Агентство «БМВ»

Въехав в довольно ухоженный дворик — один из немногих, какие еще в этом районе старой застройки оставались, «сааб» притормозил у благоустроенного нового дома. Из машины вылез Гвоздь, прошелся из стороны в сторону перед подъездом, после чего — медленно и, по-видимому, без особой охоты — все-таки вошел в дом.

Серебряков ни минуты не сомневался, что десантника одолевали сомнения.

«С чего бы это? — удивился Тимофей. — Или он боится какого-нибудь подвоха со стороны Штерна?»

Сам он во двор заезжать не стал, а поставил свою «четверку» на улице — на крохотном пригорке, откуда двор был виден, как на ладони. Так Серебрякову было легче наблюдать, не привлекая к себе внимания — тем более что Турок с Гвоздем не пошел, а остался во дворе, в машине, и отлично видел, что происходит вокруг.

Прошло минут двадцать. Во дворе ничего не изменилось — Турок по-прежнему сидел в «саабе», временами чуть приподнимая голову и оглядываясь. Серебряков же, достав полевой бинокль, наблюдал за Турком сквозь сильную оптику, а потому от него не могло укрыться даже малейшее движение человека Гвоздя.

В кармане у Тимофея зажужжало — зазвонил мобильный телефон, которым снабдила его Шилова. Не отрывая глаз от окуляров бинокля, он вынул аппарат из кармана, приложил к уху и, чтобы обозначить свое присутствие, кашлянул в микрофон.

И сразу же услышал женский голос, который взахлеб, временами срываясь и переходя на плач и даже на визг, обрушил на него поток совершенно неожиданной информации.

Тимофей Владимирович, это Аношкина! — пронзительно кричала в трубку насмерть перепуганная девица. — На меня напали, когда я готовила аппаратуру к съемке известного вам объекта! Боже мой! Какой-то маньяк! Громадный детина в черной шапке с дырками для глаз и рта! Ужас! Ткнул мне под ребра пистолет! Заклеил пластырем рот, связал руки и ноги. Даже туфли с меня зачем-то снял и выбросил! Потом открыл окно и выбросил на улицу мою видеокамеру и все спецоборудование! Говорю вам, это маньяк! Затащил меня на самый верх! Я бы сутки пролежала у двери на чердак, если бы меня не развязал какой-то бомж, который там, оказывается, живет! Ужас! У меня до сих пор трясутся руки и ноги как ватные…

Серебряков терпеть не мог воплей — ни мужских, ни женских.

Молчать! — коротко рявкнул он в трубку, в надежде неожиданной грубостью остановить у женщины истерику.

Такого рода психотерапевтический подход оказал свое действие. Аношкина заткнулась и теперь лишь тихонько всхлипывала в трубку.

Слушайте меня, Аношкина, внимательно и отвечайте на вопросы, — намеренно спокойным, даже равнодушным голосом произнёс Серебряков. — И прекратите реветь, иначе Шилова решит, что поручила ответственную работу дуре и истеричке.

Упоминание имени Шиловой подействовало на пресс-секретаря как хорошая доза успокоительного. Рыдания и всхлипы прекратились, словно по волшебству, и Серебряков обрел, наконец, возможность приступить к допросу.

Прежде всего скажите — у него действительно был пистолет?

А то как же? Был. Большой черный пистолет. Он им тыкал меня под ребра.

Не пугач, нет?

Откуда я знаю? Он же в меня не стрелял. — Дрожь в голосе Аношкиной исчезла, и теперь она заговорила куда спокойнее. Серебряков по собственному опыту знал, что самые простые вопросы — если их задавать в соответствии с определенной системой — способны упорядочить мысли даже чрезвычайно не уравновешенного и склонного к преувеличениям существа.

Как выглядел налетчик? Постарайтесь получше его вспомнить и обойтись без преувеличений.

Я же говорила — здоровенный детина в черной шапке-маске и грязном ватнике, — в голосе Аношкиной послышалось легкое раздражение, что являлось хорошим признаком. Девушка уже реагировала не на то, что с ней случилось, а на заданный ей вопрос.

Понятно, — произнес Серебряков. — Хотел, должно быть, чтобы его приняли за слесаря или водопроводчика. Он говорил что-нибудь?

Он страшно ругался. Рычал, как дикий зверь. Сказал, что, если я и впредь буду заниматься такими вещами, он разыщет меня и убьет. А ещё он сказал, что знает, кто я и откуда. Потом схватил мою камеру, размахнулся — и швырнул ее в окно.

Серебряков помолчал. Его поразили слова Аношкиной — «он разыщет меня и убьёт». В том параллельном мире, к которому Тимофей имел самое непосредственное отношение, подобными угрозами не разбрасывались.

Вы уже звонили Шиловой?

Нет, что вы. Я бы не посмела. Сейчас мой не посредственный начальник — вы.

Ну что ж. — В голове у Серебрякова уже сложился определенный план. — Все, что мне нужно было знать, вы уже рассказали. Теперь поезжайте назад и расскажите то же самое Диане Павловне. Ах да, — Серебряков чуть помедлил, — передайте ей, что я знаю, как поступать при сложившихся обстоятельствах.

Серебряков нажал на кнопку отбоя и сунул телефон в карман. Во дворе все оставалось по-прежнему. Гвоздь так и не вышел. Впрочем, на беседу с Аношкиной у Тимофея ушло не более пяти-семи минут. Но в общей сложности — с того момента, как во двор въехал черный «сааб» и Тимофей приступил к наблюдению — прошло уже около получаса. Надо было поторапливаться.

Спрятав бинокль в футляр, Серебряков отстегнул подмышечную кобуру и вытянул ее вместе с пистолетом наружу. Вынув из кобуры пистолет ТТ, он проверил обойму, передернул затвор и переложил оружие в карман пальто. Сунув пустую кобуру под сиденье поглубже, чуть не на самые уши натянув вязаную шапку, он вылез из машины, захлопнул дверь и огляделся. Вокруг не было ни души. Серебряков хмыкнул. Район старой застройки определенно начинал ему нравиться.

Подволакивая ноги и чуть покачиваясь, как основательно загулявший, но, в общем, вполне еще сохранивший рассудок мужчина, Серебряков побрел к дому, в подъезде которого скрылся Гвоздь. Сидевший в «саабе» Турок сразу же его засек, как только он появился во дворе, и некоторое время провожал взглядом. Потом, решив, что этот странный подгулявший тип никакой опасности не представляет, Турок отвернулся и стал смотреть в другую сторону — теперь во двор входила компания бомжей, облюбовавших себе под жилье одно из выселенных строений.

Как только Турок переключился на бомжей, Серебряков преобразился. Молнией он метнулся от подъезда к машине, распахнул заднюю дверцу и плюхнулся на сиденье. Одновременно В его руке появился пистолет ТТ и уперся украшенным глушителем стволом в основание черепа Турка.

Только тихо. Смотри прямо перед собой, держи руки на руле и говори правду, Турок, — очень тебя прошу.

Вы меня знаете? — Серебряков увидел в зеркале заднего вида напряженные глаза бывшего донского казака.

Это к делу не относится. К кому приехал Гвоздь? К Штерну?