Эдвард Айронс - Тигровая луна

Выглядевший посолиднее был одноглаз. Вместо потерянного глаза на лице его поселились жадность и порок.

— Вы англичанин?

— Американец.

— Откуда вы взялись?

— Я заблудился в пустыне. Моя машина сломалась. Я был слишком беспечен.

— Есть у вас деньги?

— Немного.

— Тогда добро пожаловать.

Дюрелл пока ничего не стал спрашивать про Таню. Он бережно напился воды из медного ковшика прекрасной чеканки, а потом потягивал маленькими глотками крепкий кофе из крошечной эмалированной чашки, которую наполнила ему женщина. Мужчины просто сидели и смотрели на него. Дюрелл поглядел на деревенские лачуги. Большинство домов были заброшены и полуразвалились, крошечные окошки распахнуты настежь, двери покосились. Он не мог заглянуть внутрь, но ничто не выдавало присутствия Тани. И иранцы не упоминали о ней.

— Это ваши верблюды? — спокойно спросил он.

— Они здесь уже были.

— Без хозяев?

Солидный мужчина пожал плечами. Его глаза сверкнули.

— Эти животные дорого стоят. Но мы не знаем, где хозяева. Очень странно. Мы спрашивали в гостинице, но никто про них ничего не знает.

— Из-за верблюдов вам ведь придется ехать медленней?

— Мы путешествуем с Аллахом. А у него свое время.

Дюрелл кивнул. Он знал, что торопить их бесполезно. Съел кусок жирной баранины и миску риса. Просто пища богов. Мужчины смотрели, как он ест, и толстый спросил:

— Вы из тех, кто раскапывает древности?

Дюрелл кивнул.

— Я отстал от других ученых.

— Вам повезло, что вы встретили нас. Аллах помог вам. Лишь немногие здесь проезжают.

Поев и выпив ещё три чашки арабского кофе, Дюрелл покопался в кармане своей потной рубашки и отыскал последние сигареты. Четыре штуки. Он пустил их по кругу, а последнюю протянул женщине, которая готовила. На той были чадра и черное платье, она явно была не из тех эмансипированных женщин, которые танцуют в ночных клубах Тегерана. Она в ужасе отшатнулась и толстяк с ухмылкой забрал сигарету себе.

— Сколько у тебя денег, американец?

— Достаточно, чтобы с вами расплатиться.

— Американские доллары?

— Есть немного.

— А твои часы?

— Ну, если настаиваете…

— Мы не жадные. Деньги и часы. Прямо сейчас.

Дюрелл сделал движение, при котором мужчины могли заметить его оружие, прикрепленное к поясу. Что-то промелькнуло по лицу толстяка. Худой араб глядел сердито. Тогда первый кивнул:

— Хорошо, мы будем благоразумны, сэр.

— Тогда поехали.

Дюрелл прогулялся к лачугам. Все они были пусты. Маленькая гостиница порадовала его лишь невнятно бормочущим стариком, который ничего не сказал, а знал ещё меньше. Никаких признаков девушки. Он вернулся к мужчинам и женщине.

— Я был не один, — сказал он как бы между прочим. — Где девушка, которая путешествовала со мной?

— Мы кроме вас никого не видели, сэр.

— Но здесь же была девушка.

— Нет, сэр. Не было.

— В Тегеране я щедро заплачу, если вы мне скажете, где она.

— Но мы не видели девушки.

Через несколько часов они были наконец готовы в дорогу. Ускорить отъезд ему не удалось. Грузовик был завален подержанными запчастями для машин, которые выглядели пролежавшими лет десять на свалке. Мужчина в арабской одежде привязал верблюдов к заднему борту грузовика. Ясно было, что животные краденые. Канистры наполнили водой, и толстяк указал Дюреллу место в кабине между ним и его компаньоном. Дюрелл покачал головой.

— Я поеду в кузове.

— Мы поедем ночью. Будет холодно.

— Мне и раньше бывало холодно.

Он сомневался, следует ли уезжать без девушки. Но та бесследно исчезла. Он нигде не заметил следов насилия и был уверен, что она покинула его в расчете на свои собственные силы. Ему было любопытно, что об этом скажет Ханниган. Тегеранский центр будет рвать и метать. Но изменить уже ничего нельзя. Он наблюдал, как худой араб бродит по оазису среди мусорных куч и что-то резко и сердито выкрикивает. Полный ковырялся в зубах и ждал, разговаривая с женщиной. Араб вернулся, и его худое перекошенное лицо потемнело от ярости. Иранцы вдруг одновременно заговорили на диалекте, которого Дюрелл не понимал.

— Что случилось? — спросил он на фарси.

— Исчез третий верблюд.

— Разве их было три?

— Наверняка его забрала женщина — ваша подруга.

Толстяк приставил к носу свой короткий пухлый палец.

— Когда животных трое, они лучше бегают. Тогда они дороже, сэр. Ваша женщина его украла. Вы должны заплатить нам.

— Хорошо. — Дюрелл вдруг почувствовал себя лучше. — Я заплачу вам в Тегеране.

— Заплатите нам что-нибудь сейчас, сэр.

— В Тегеране, — настаивал он.

— В большом городе нас обманут и не обратят на нас внимания, а могут и побить или приписать преступления, в которых мы неповинны. Мы хотим получить деньги сейчас.

— Ладно. Вот все, что у меня есть.

Дюрелл отдал толстяку последние пятьдесят долларов. В сумерках было заметно, как единственный глаз у того загорелся от жадности. Он выхватил у Дюрелла деньги. Женщина что-то крикнула, протестуя, да и араб начал спорить, но толстяк внезапно начал колотить женщину, а араб опасливо попятился назад, скрывшись за грузовиком.

Через несколько минут они отъехали.

Странно, — думал Дюрелл, — что молодчики Хар-Бюри не отправились вслед за ним.

Они ехали лунной ночью по узкой и ненадежной дороге в вонючих соляных болотах. Дюрелл все время следил за направлением. Курс держали на запад, к железной дороге и шоссе, по которым он сможет вернуться в Тегеран. Сидя на каких-то грязных ящиках из-под автомобильных моторов, он разглядывал пустынные земли, проносившиеся мимо. Езда была утомительной, подстраивающейся под равномерный топот копыт привязанных к борту верблюдов. Почти всю дорогу мотор завывал на нижних передачах. Они миновали ещё один оазис, а затем начали взбираться на какую-то возвышенность и свернули на дорогу, которая отклонялась на север. К рассвету появились очертания безжизненных холмов слева и глиняная стена справа. Группа тамарисков росла рядом с обнесенной забором деревней, сохранившейся, по-видимому, в первозданном виде со времен ассирийцев.

Остановив машину, араб с толстяком спустились на землю. Женщина переваливаясь зашагала между темными грязными лачугами. Наступило самое холодное предрассветное время.

— Сэр, Аллах велит нам сделать остановку, чтобы отдохнуть самим и дать передышку верблюдам.

— Я заплачу вдвойне, если мы сейчас же тронемся дальше.

— Невозможно, сэр. Мы должны здесь переждать день.

— Чего вы боитесь? — спросил Дюрелл.

Мужчина завращал своим единственным глазом.

— Мы мирные торговцы. Мы не боимся честных людей.

Они направились в глинобитную деревню. Дюрелл спустился вниз и обошел вокруг кабины. Ключей зажигания не было, но несложно соединить провода напрямую. Послышалось кукареканье тощих петухов, приветствующих восходящее солнце. В воздухе витал запах дыма от костра. Далеко ли ещё до шоссе? Он предполагал, что миль тридцать-сорок. В центре лепившихся друг к другу грязных лачуг он заметил караван-сарай, треугольное сооружение с внутренним двориком, который заполняли спящие люди, верблюды, козы и ослы. Подойдя, он заглянул туда и остановился у входа. Одна-две из стряпавших женщин глянули на него темными возбужденными глазами и быстро отвели их. Среди животных во внутреннем дворике нелепо торчал современный грузовик иранской армии. Водителя или кого-нибудь из команды видно не было — вероятно, они заняли здесь лучшие помещения. Он шагнул назад, чтобы не оставаться на виду, и увидел толстого фарси, с поразительной скоростью мчащегося назад к грузовику. Араб несся впереди него, а женщина уже отвязала верблюдов. Они до смерти напуганы, раз решились бросить верблюдов, — подумал Дюрелл. И кинулся к деревенским воротам.