Дик Фрэнсис - Банкир

— Прекрасно. Отборные годовички идут по диким ценам. Накручивают много, потому что на них с самого начала уходят большие деньги — и оплата жеребцов, и содержание кобыл, потом жеребят, не говоря уже об услугах ветеринара и разных случайных расходах. Моих клиентов большей частью устраивают вторые, третьи, четвертые места, и имейте в виду, что на торгах можно купить очень хороших лошадей.

Меня развеселил автоматический переход к делу.

— К слову о ветеринарах, — перебил я. — Убийство Яна Паргеттера так и не раскрыли?

Она горестно покачала головой.

— На прошлой неделе в Ньюмаркете я разговаривала с его бедной вдовой. Мы столкнулись на улице. От нее, бедняжки, одна тень осталась, еле жива. Говорит, что недавно спрашивала полицейских, ведется ли еще расследование, и они уверяют, что да, а она чувствует, что нет. Столько времени прошло, девять месяцев, и если у них тогда не было никаких улик, откуда они теперь могут взяться? Она совсем пала духом, вот что ужасно.

Я сочувственно хмыкнул, и Урсула продолжала:

— Одно хорошо, если можно так выразиться: он застраховал свою жизнь на приличную сумму и выкупил закладную на их дом, так что вдова с дочерьми по крайней мере не остались без гроша. Она рассказывала мне, до чего он был аккуратен в этих делах, и так разрыдалась, бедненькая!

Похоже, Урсулу тоже сильно расстроила эта нечаянная встреча.

— Давайте я возьму вам еще виски, — предложил я. — Чтобы вы утешились.

Она посмотрела на часы.

— Ладно уж. Возьмите, только заплачу я. Моя очередь.

За второй порцией выпивки она поведала мне философски-раздраженным тоном, что прямо сейчас должна была встретиться с клиентом, мелким тренером стипль-чеза.

— Он сам дурак, — заявила она. — Принимает поспешные решения, действует импульсивно, а потом, когда все идет наперекосяк, считает, что его обманывают, над ним издеваются, и начинает злиться. Хотя может быть очень милым, когда пожелает.

Меня не особенно интересовал ранимый тренер, но когда я выходил с Урсулой на улицу, он налетел на нее с разгону и буквально вцепился в ее руку.

— Вот вы где! — заявил он, точно она не имела права быть нигде, кроме как рядом с ним. — Я уже все тут обыскал.

— Я только на минутку, — кротко сказала Урсула.

Он отмахнулся. Это был маленький, крепкий, напористый тип лет сорока; обветренное лицо прикрывала круглая пасторская шляпа с загнутыми полями.

— Хочу, чтоб вы его увидели, пока он не под седлом, — сказал он. Да пойдемте же, Урсула. Идите посмотрите на его экстерьер.

Она открыла было рот, чтобы сказать мне хоть слово, но он силком потащил ее прочь, ухватившись за ее рукав и что-то наскоро втолковывая ей в самое ухо. Она взглядом попросила у меня прощения и с видом мученицы отбыла в направлении разминочного круга, куда конюхи вывели лошадей, участвующих в первом заезде, перед тем как завести их в стойла и оседлать.

Я не пошел за ними, а поднялся по ступеням на трибуну главного круга, на который уже стали выводить оседланных лошадей. Чуть позже в сопровождении пасторской шляпы, а также и Урсулы появился последний участник состязания, и я от нечего делать отыскал его в списке. Зумалонг, пятилетний мерин, тренер Ф. Барнет. Ф. Барнет продолжал читать диссертацию на ухо Урсуле, выстреливая слова приблизительно с шести дюймов, что раздражало даже меня и что она выносила стоически. Согласно мигающим цифрам на табло тотализатора, Зумалонг, по мнению публики, имел средние шансы, и ради интереса я поставил небольшую сумму на то, что он придет в первой тройке. Во время скачек я потерял из виду Урсулу и Ф. Барнета, но Зумалонг пролетел достаточно резво и пришел третьим, так что я спустился с трибуны туда, где расседлывали лошадей, и понаблюдал за обязательным ритуалом похлопывания-покрупу-после-заезда.

Там был Ф. Барнет, который все еще что-то говорил Урсуле и тыкал пальцем в разные стати своего потного и брыкающегося сокровища. Урсула индифферентно кивала, сама же зоркими глазами знатока оглядывала мерина с носа до кормы. Подтянутая, деловитая, отлично сохранившаяся в свои пятьдесят, облаченная в пальто цвета ржавчины и коричневый бархатный берет.

Мало-помалу всех лошадей увели, и циклический спад возбуждения медленно стал переходить в подъем перед следующим заездом.

Совершенно не помню, почему я опять оказался рядом с Урсулой, но на этот раз она представила меня пасторской шляпе, которая на какое-то время приостановила свою речь.

— Это Фред Барнет, — сказала Урсула. — Его жена Сьюзен. — Дородная мамаша в голубом. — Их сын Рикки. — Парень чуть повыше отца, темноволосый, смазливый.

Я пожал руки всем троим и еще держал руку младшего, когда Урсула своим ясным голосом произнесла мое имя:

— Тим Эктрин.

Рука мальчика отдернулась от моей, точно обожженная. Я изумленно взглянул на него, на побелевшее лицо, увидел страх, вспыхнувший в темных глазах, как напряглось его тело, как охватила его паника... Если б он так не отреагировал, я бы его не узнал.

— В чем дело, Рикки? — спросила озадаченная мамаша.

Враз охрипнув, он буркнул «ни в чем» и оглянулся в поисках спасения, но слишком понятно было, что я теперь точно знаю, кто он такой, и могу отыскать его, как бы далеко он ни убежал.

— Так что вы решили, Урсула? — вмешался Фред Барнет, возвращаясь к бизнесу насущному. — Вы его покупаете? Мне на вас рассчитывать?

Урсула сказала, что проконсультируется со своим клиентом.

— Но он пришел третьим, настаивал Фред Барнет. — Третьим, без дураков. В таком соседстве это очень хороший результат. И он еще выиграет, говорю вам. Он выиграет.

— Я расскажу моему клиенту все подробности. Точнее пока ничего не могу обещать.

— Но он же вам понравился, разве нет? Слушайте, Урсула, он же спокойный, им управлять легко, как раз для любителя... — И он понесся дальше в том же духе, а жена его слушала с ласковой улыбкой, не выражавшей абсолютно ничего.

Сыну же, пользуясь отцовской торговлей как прикрытием, я тихо сказал:

— Я хочу с тобой поговорить, и если ты сейчас от меня убежишь, я позвоню в полицию.

Он взглянул на меня тоскливыми глазами и не двинулся с места.

— Мы вместе спустимся к дорожке, чтобы посмотреть следующий заезд, — сказал я. — Там нам не помешают. И ты расскажешь мне: почему. А там видно будет.

Ему удалось довольно легко улизнуть незамеченным от своих родителей, которые сосредоточились на Урсуле, и мы с ним прошли через ворота и спустились к самой скаковой дорожке в центре ипподрома. Он то и дело спотыкался, точно ноги ему не подчинялись. Мы пошли к последнему барьеру, и он стал объяснять мне, почему пытался убить Кальдера Джексона.

— Теперь прямо не верится, что это все в самом деле, — было первое, что он сказал. Молодой голос, полный напряжения, слегка неряшливое произношение.