Дик Фрэнсис - Банкир

— Если вы ничего не слышали, значит, они определенно в порядке.

Он безнадежно покрутил головой.

— Кобылы разбросаны по всей стране. Они приносят жеребят там, где им предстоит следующее спаривание. Никакой обязательной причины нет, чтоб управляющие конными заводами сообщали мне, когда родился жеребенок и как он выглядит. То есть некоторые поступают так из любезности, но они не обязаны, как и я. В смысле как владелец кобылы, а не менеджер жеребца.

— Да, понимаю.

— Так что могут быть и другие жеребята с деформациями... просто я о них не слышал.

Последовала долгая напряженная пауза; в мои банковские мозги медленно закрадываются холодный ужас. На лбу Оливера выступила испарина, угол рта задергался: он попытался разделить свою тревогу на двоих и вместо того удвоил ее.

Телефон внезапно зазвонил, заставив нас обоих подпрыгнуть.

— Ответьте, — попросил хозяин. — Пожалуйста.

Я открыл было рот, желая возразить, что это всего лишь обычный звонок, звонить могут по любому поводу; потом просто поднял трубку.

— Оливер Нолес? — спросила трубка.

— Нет... Это его помощник.

— Ага. Так вы передадите ему сообщение?

— Да, конечно.

— Скажите ему, что Патрик О'Марр ему звонил, из Лимбэллоу, Ирландия.

Уловили?

— Да, — сказал я. — Продолжайте.

— Это про жеребенка, что у нас родился три или четыре недели тому.

Наверное, лучше будет мистеру Нолесу узнать, что нам пришлось его уничтожить, и я прошу прощения за скверные новости. Вы слушаете?

— Да, — сказал я, чувствуя пустоту в животе.

— Бедняга малыш родился вроде как со свернутым копытом. Ветеринар сказал, что оно может выпрямиться через неделькудругую, но оно не выпрямилось. Мы сделали рентген, оказалось, что путовая кость и роговой башмак сросшиеся и недоразвитые. Ветеринар сказал, что им уже не развиться правильно и малыш ходить не сможет, что уж говорить о скачках. А так был чудный пацан, по всем прочим статьям. В общем, я звоню потому, что мистеру Нолесу, ясное дело, хочется, чтобы первый приплод от Сэнд-Кастла принес ему славу, так я объясняю, что наш малыш не годится. Пинк Родес, так кобылу зовут. Скажете ему, ладно? Пинк Родес. Ее здесь будут случать с Даллатоном.

Чудная кобылка. У нее все прекрасно, передайте мистеру Нолесу.

— Да, — сказал я. — Мне очень жаль.

— Ну, дело такое. — Окультуренный ирландский акцент не выдавал особого отчаяния. — Хозяин кобылы убивается, это уж точно, да ведь у него наверняка есть страховка на случай рождения мертвого или уродца, так что всего и делов — подождать год и попытать счастья еще разок.

— Я передам мистеру Нолесу, — сказал я. — И спасибо, что дали нам знать.

— Сожалею и вообще, — откликнулся голос. — Ну, всякое бывает.

Я медленно положил трубку, а Оливер тупо сказал:

— Еще один? Только не еще один.

Я кивнул и пересказал ему все, что сообщил Патрик О'Марр.

— Значит, шесть, — отрывисто буркнул Оливер. — А Пинк Родес... это та кобыла, которую вы видели с Сэнд-Кастлом ровно год назад.

— Да? — Я мысленно вернулся к тому величественному бракосочетанию, обещавшему так много. Несчастный маленький жеребенок, зачатый в радости и родившийся со сросшимся копытом.

— Что же мне делать? — пробормотал Оливер.

— Достаньте страховой полис Сэнд-Кастла.

Он смотрел на меня, не видя.

— Нет, с кобылами. У нас здесь сейчас все кобылы, которые в этом году намечены для Сэнд-Кастла. Они все ожеребились, кроме одной, и почти все уже покрыты. То есть... уже на подходе второй приплод, и если они... если все они... — Он остановился, точно язык отказывался ему повиноваться. — Я не спал ночь.

— В первую очередь, — повторил я, — надо просмотреть полис.

Он протянул руку к шкафу и безошибочно выдернул из плотного ряда скоросшивателей нужный документ, многостраничное дело, отпечатанное частью типографским способом, частью на машинке. Я раскрыл его и обратился к Оливеру:

— Как насчет кофе? Это затянется надолго.

— Ох. Да, конечно. — Он неуверенно огляделся кругом. — Где-то тут что-то было к обеду. Пойду воткну вилку. — Он помолчал, затем добавил для ясности:

— Кофеварка.

Я знал состояние, когда язык говорит одно, а мысли прикованы к другому.

— Хорошо, — сказал я. — Отлично.

Он кивнул; его мыслительный механизм давал перебои, и я догадывался, что, когда он доберется до кухни, ему придется долго вспоминать, зачем он туда шел.

Страховой полис был составлен на профессиональном жаргоне, непонятном клиенту, и до отказа напичкан труднопроизносимыми словами и предложениями, чей смысл был ясен лишь тому, кто посвятил этому жизнь. По этой причине я читал его с большой осторожностью, медленно, внимательно, от слова до слова.

Там было множество определений «несчастного случая» и оговорено число ветеринарных врачей, с которыми необходимо проконсультироваться, дабы они в письменном виде представили свои заключения, прежде чем Сэнд-Кастл (в дальнейшем именуемый «жеребец») по необходимости должен будет подвергнуться гуманной ликвидации по той или иной причине. Были оговорены виды переломов, отдельно поименованы кости, которые не поддавались заживлению, а также упомянуты возможные повреждения мышц, нервов и сухожилий, не дающие основания для ликвидации, исключая те степени сложности, при которых жеребец в действительности не может стоять.

Помимо вышеозначенных оговорок жеребец считался застрахованным на случай смерти от любых естественных причин, на случай гибели в аварии, если произойдет непредвиденный побег (эту возможность следовало всемерно предотвращать, грубая небрежность служила основанием для отказа), на случай смерти в огне при пожаре конюшни, на случай смерти, умышленно причиненной человеком. Он был полностью застрахован на случай умышленной или случайной кастрации, на случай этого же повреждения, причиненного ветеринаром, действующим из лучших побуждений. Он был застрахован по скользящей шкале на случай бесплодия, вопрос о его полной стоимости мог встать, если он на сто процентов оказывался бесплодным (результаты лабораторных тестов не считались достаточно убедительными).

Он был застрахован против случайного или умышленного отравления, против импотенции, наступившей в результате перенесенного несмертельного заболевания, против недееспособности или фатальных телесных повреждений, причиненных ему другой лошадью.

Он был застрахован против объектов, падающих с неба, против механических объектов, могущих наехать на него на земле, против деревьев, могущих на него свалиться, против скрытых ям, могущих оказаться у него под копытом.

Он был застрахован против любого мыслимого несчастья, кроме одного.

Он не был застрахован против выхода из бизнеса из-за появления у его потомства врожденных аномалий.