Дик Фрэнсис - Предварительный заезд

Я взял картонную книжечку и сунул ее в карман пиджака.

— А как вы сами попадете домой?

— Я позвоню другу, который живет в одном со мной корпусе. Он возьмет у вас мой пропуск и вынесет его, когда мы с Гудрун вернемся.

Он помог мне надеть пиджак, а потом собрал листы факса и сложил их в конверт. Я сунул конверт в карман пиджака. На ум мне пришли черные автомобили.

— Мне бы ужасно хотелось убедиться в том, что за мной нет слежки.

Стивен воздел глаза к небу.

— Сделаем все, что можно, — сказал он. — Что вы предлагаете?

Я предлагал доехать в такси до Университетского проспекта и выйти на смотровой площадке, откуда открывался вид на стадион и центр города. Стивен вместе с Гудрун должны были ехать следом за мной в другой машине. Там мы вышли и, укрывшись обильным снегопадом, обменялись машинами.

— Могу поклясться, что следом за нами никто не ехал, — заявил Стивен. — А если ехали, то, значит, они использовали не менее шести различных машин.

— Большое вам спасибо.

— Рад помочь.

Он сказал водителю, где нужно меня высадить, и вместе с Гудрун исчез в ночи.

Когда я вошел, сидевшая у дверей драконша с кем-то спорила. Я сунул ей под нос пропуск Стивена и прошел мимо. Она лишь чуть скосила глаза в мою сторону, продолжая ругать несчастного нарушителя, а я взбежал по лестнице, как будто жил в этом общежитии целый век.

В комнатушке Стивена я ощутил, что нахожусь в надежном убежище. После недолгой борьбы мне удалось избавиться от пиджака и одного из свитеров, и я с облегчением рухнул на кровать.

Довольно долго я просто лежал, ожидая, когда же ко мне вернутся жизненные силы. Благодаря больным легким и многочисленным ударам, полученным в сей юдоли, не говоря о переломах, неизбежных для тех, кто занимается скачками, мое тело получило хорошую закалку. Я привык к усталости, которая сама указывала телу на необходимость отдохнуть, накопить энергии и вернуться к нормальному бодрому состоянию. Я знал, что боль в разбитых пальцах будет усиливаться по меньшей мере еще двенадцать часов, а потом станет легче. У меня уже несколько раз было сотрясение мозга, и опыт подсказывал, что вялость в мыслях рассеется медленно как туман, а затем будут болеть только шишки.

Так было бы, если бы мне дали отдохнуть в спокойной обстановке. Но время и отдых... скорее всего этого мне будет не хватать еще довольно долго. Поэтому предстояло максимально использовать те возможности, которыми я располагал. А первым делом мне следовало поспать. Но к одной вещи я не привык. Больше того, я не был с ней до сих пор знаком, и она заставляла меня бодрствовать. Это был острый страх смерти.

Мое везение кончилось. Четвертое нападение окажется последним. За минувшие дни враги узнали вполне достаточно, чтобы прикончить меня быстро и наверняка. Никакой дурацкой возни с конскими фургонами, похищениями или замерзающими реками. В следующий раз... В следующий раз я окажусь мертвым прежде, чем успею понять, что произошло. Это вполне достаточно, подумал я, для того, чтобы сломя голову броситься в аэропорт... чтобы бросить битву и проиграть врагу, так и оставшемуся неизвестным.

Через некоторое время я сел, вытащил из кармана факс и перечитал страницы, относившиеся к Гансу Крамеру.

Восемь школ. Доктора, больницы и клиники. Плохо со здоровьем, как и у меня. И, как и у меня, успехи сначала на пони, а потом на скаковых лошадях.

Как и у меня, период поездок за границу на соревнования. Крамер скакал по приводящей в ужас трассе Пардубицкого стипль-чеза, прыгал через деревянные заборы в соревнованиях на кубок Общества охотников штата Мэриленд в Америке и участвовал во множестве самых престижных соревнований в Европе: в Италии, Франции, Голландии и, конечно, в Англии.

Умер от сердечного приступа во время соревнований в Бергли в сентябре, в возрасте тридцати шести лет. Тело отправили домой и кремировали. Конец истории.

Я снял очки и устало потер глаза. Если во всех этих подробностях и было что-нибудь полезное, то в моем нынешнем состоянии я не мог этого заметить.

Я потряс головой, пытаясь прийти в себя, но с таким же успехом можно было взбалтывать старый портвейн. Поднявшийся осадок спутал мои мысли, а перед глазами поплыли зеленые пятна.

Я дважды перечитал всю депешу, но лишь к концу с трудом начал понимать ее содержание. Придется начать снова.

«Юрий Иванович Шулицкий, архитектор, номер телефона уже сообщали, но повторяем... Один из русских наблюдателей в Англии в августе и сентябре текущего года. Перед этим посетил олимпийские игры в Монреале. Проектировщик конноспортивных сооружений для московской олимпиады».

Все это я уже хорошо знал.

"Игорь Иванович Селятин, телережиссер. Номер телефона неизвестен.

Один из русских наблюдателей в Англии в августе и сентябре текущего года.

Его задание: выбрать наиболее удобные места для установки стационарных телекамер, выяснить необходимый состав оборудования и желательные вспомогательные средства, определить наилучший образ действий для того, чтобы в выгодном свете представить советские средства массовой информации.

Сергей Андреевич Горшков. Номер телефона неизвестен. Русский наблюдатель. Направлен для изучения людских потоков на крупных конноспортивных соревнованиях и проблем, связанных с передвижением больших масс зрителей. По сведениям, полученным из достоверных источников, имеет звание полковника КГБ. Консерватор, сторонник жесткой линии, с презрением относится к западному образу жизни. Во время его пребывания в Англии поступила информация, что он также занимается сбором компрометирующих материалов на сотрудников посольства, их посетителей, знакомых и членов семей. Настоятельно советуем избегать контакта".

Я положил бумаги на колени. На них не было ни подписи, ни какого-либо обозначения, которое позволило бы определить их происхождение Хьюдж-Беккет, если, конечно, послание поступило от него, был в своем амплуа: под видом помощь вывалил мне массу бесполезных сведении да еще предупредил, чтобы я не смел соваться к единственному человеку, который мог иметь отношение к угрозам в адрес Джонни Фаррингфорда.

Хьюдж-Беккет не имеет ни малейшего представления о том, что здесь происходит, сердито подумал я. Хотя, с другой стороны, как он мог получить это представление, если я ему ни о чем не сообщил? А сообщить ему что-либо было весьма непросто. Все, отправляемое из посольства, проходило через руки информатора Малкольма Херрика. С тех пор как Малкольм узнал, что Оливер посоветовал мне отправить сообщение прямо с Кутузовского проспекта, он наверняка успел укрепить там свои позиции. А первая страница «Уотч» была совершенно не тем местом, где я хотел бы увидеть описание моих приключений.