Магдален Нэб - Невинные

— Понимаю. Я почувствовал то же самое. Но эти деньги куда-то уходили. Вот только, по всем данным, у нее-то никаких денег не было. Она была помолвлена с одним молодым сержантом из моего отделения.

— Ясно.

— Нет. Ничего вам не ясно. Факт тот, что когда она его оставила, то он, возможно, убил ее. Никто не пытается ничего скрывать — вот что я хочу до вас донести.

— Естественно.

— Хм... А я вот не уверен насчет «естественно». Всякое бывает. Но опять же скажу вам по секрету — парень покончил с собой. Застрелился.

— Это не тот, о котором сообщали в новостях?

— Да. Его фамилия Эспозито.

— Тот самый! Но ведь это было в Риме, верно? Он хотел скрыться? Я, кажется, припоминаю, что это произошло не то в аэропорту, не то еще где-то.

— В поезде. Да, в Риме. Поверьте, я расспрашиваю вас исключительно ради того, чтобы раскрыть загадку смерти этой молодой женщины. Видите ли, Перуцци хотел, чтобы они поженились. Он предложил купить им дом. Мне кажется, он страдал от одиночества. Жена умерла, сын пошел своей дорогой. Если бы Акико вышла замуж, родила ребенка, поселилась здесь, то у Перуцци появилась бы семья, возможность передать свое дело, начать новую жизнь. А что до сына, то по закону он не мог бы лишить его наследства, даже если бы захотел, и мне кажется, что сын для него — свет в окошке, особенно теперь, после того, как он потерял Акико.

— Акико?..

— Так звали девушку.

— Ах да. Славная малышка, очень симпатичная.

— Я все думаю, не вкладывал ли он куда-нибудь деньги на ее имя, в недвижимость, может быть. Поэтому мне нужно знать, что вы ей сказали и как она отреагировала.

— Разве я мог рассказать ей все? Это слишком деликатное дело. Но надо заметить, что если он засаливал где-то деньги и ей об этом было известно, то самообладания ей было не занимать. Она была абсолютно спокойна и собранна. Я сказал ей, что мне необходимо срочно повидаться с Перуцци, потому что он не отвечает на мои письма. Она ответила: «Он не хочет сюда идти. Он велел мне учиться вести дела, потому что мастерскую унаследует его сын, а ему она не нужна.

Я подшиваю все документы в папку, а весной сын синьора Перуцци приходит и забирает ее. Синьор Перуцци не хочет этим заниматься». Я сказал: «Понимаю, но я должен его увидеть. Это очень срочно. Я не имею права предоставлять вам конфиденциальную информацию, это понятно?» — «Да». — «И вы передадите ему, чтобы он пришел, причем не откладывая? Это срочно». — «Да». Конечно, она не выполнила обещания.

— Ей так и не предоставилась возможность, — сказал инспектор. — Перуцци больше ее не видел. Я думаю, в тот день она погибла, хотя, скорее всего, никогда не узнаю наверняка. Вы помните, в котором часу она вышла отсюда?

— Не точно, но.... — Он взял свой ежедневник и перелистал страницы назад. — Май... двадцать первое. Вот, я сделал пометку. Перуцци — это чтобы не забыть поговорить с девушкой... Да, у меня была назначена встреча в главном здании в двенадцать, значит, она пробыла у меня не больше четверти часа, если это... О боже...

— Что такое?

— Я вспомнил: как я уже сказал, у меня была назначена встреча. Я проводил ее и затем, наверное, вернулся, чтобы собрать портфель. Когда я выходил из центрального входа, она все еще стояла у дверей банка, разговаривала с мужчиной, тот держал ее за руку. Тогда я не придал этому значения, но если в тот день с ней что-то случилось, как вы говорите, то...

— Они ссорились?

— Нет... Это, наверное, не имеет значения, — добавил управляющий с несчастным видом. Он явно жалел, что вообще заговорил об этом, и с удовольствием взял бы вырвавшиеся слова обратно.

— И все же что-то привлекло ваше внимание.

— Я же говорю, она была такая симпатичная малышка. Я заметил, что у нее покраснело лицо, вот и все. Она плакала. А сначала показалась мне такой спокойной и деловой.

— Понятно. А ее собеседник был вашим клиентом?

— Нет. Он не был клиентом. Я не знаю, кто он такой. Я вспомнил только потому, что вы сказали... Ну, он был в форме карабинера. Наверное, один или двое из моих сотрудников могли бы это подтвердить. Мне очень жаль.

Некоторое время инспектор сидел молча, слушая собственное дыхание. Какие-то смутные идеи шевелились на периферии его сознания, вроде тех, что слишком просто принять желаемое за действительное и позволить ввести себя в заблуждение, что нечего браться за дела, в которые ты сам эмоционально вовлечен, что смерть искупает... смерть искупает...

Идеи, которые исчезли, не успев оформиться. Он задышал глубже. Он был абсолютно спокоен.

Кто-то постучал и вошел. Это были служащий банка и Лоренцини. Прежде чем кто-либо из них успел заговорить, инспектор поднялся.

— Я должен идти.

И отчего это Лоренцини так вытаращил глаза?

— Ордер при вас? Управляющий передаст вам копии всех операций по счетам Перуцци за период, который у него вызывает беспокойство.

— Да, но мне нужно с вами поговорить.

— Не сейчас. — Повернувшись к управляющему, он спросил: — Я полагаю, вам приходило в голову, что все эти перемещения средств могли указывать на нежелание платить налог на наследство, а не на желание жить полной жизнью?

— Да. Разумеется. Как только я узнал о его болезни...

Инспектор повернулся к Лоренцини:

— Вы же видите.

— Что «видите»?..

— Деньги... Я должен идти.

Управляющий поднялся с некоторым волнением на лице:

— Инспектор, что бы ваш сотрудник ни обнаружил здесь, воспользовавшись ордером, я надеюсь, что вы четко разъясните Перуцци: мысль об уклонении от налогов была не моя. Я уверен, вы понимаете...

— Конечно. Не беспокойтесь. Если это правда, то мне это неинтересно. Меня заботят убийство, самоубийство и убитая горем мать.

— Сочувствую. Мы никогда даже не обсуждали налог на наследство.

— Я уверен, что вы проявляли большой такт.

— Нет-нет, инспектор. Я говорю вполне серьезно. Вы сказали, что не пытаетесь ничего скрывать, и я вам поверил. Верьте и вы мне.

Он слегка порозовел, но его взгляд был прям и решителен, когда он протянул инспектору руку.

— Эта мысль просто приходила мне в голову, вот и все, и еще я подумал, что даже у обувщика с дурным характером может быть прошлое, то есть его могут шантажировать.

В этот раз настала очередь инспектора удивиться.

— Перуцци? Перуцци?

Лоренцини что-то нацарапал на клочке бумаги, который затем сунул инспектору в руку.

Надев фуражку и темные очки, инспектор перешел дорогу и стал подниматься по внешнему двору к палаццо Питти. Им овладел страх, но чего, собственно, он боится?..

Чей-то голос произнес у него над ухом:

— Добрый день, инспектор. Какой ужас, не правда ли? Надеюсь, что это не на всё лето.

— День добрый... хорошо бы не на всё, — машинально ответствовал инспектор, не обращая внимания на говорившего.