Магдален Нэб - Невинные

— Вы тоже флорентиец.

Он рассмеялся, и прегромко. Это могла быть и бравада, однако на то было не похоже. Его глаза сверкали, но не от страха. Казалось, он репетировал свою речь долгие годы в ожидании достойной публики.

— А что ваша мать? Она была несчастна, живя такой жизнью?

— Вы, наверное, шутите. Они были два сапога пара. Работала всю жизнь в магазине и никуда не выходила. И жила над магазином. Как в средневековье. Скажу вам, что в последних классах школы я никогда не приглашал своих друзей к нам домой. Нет, вы представляете? Один из них жил в огромном доме с садом на виа Сан-Леонардо, а другой на вилле с бассейном во Фьезоле. А мать говорила: «Приводи своих друзей, мы всегда им будем рады, прошу тебя, приводи»!

— А друзья не удивлялись, почему вы никогда их не приглашаете?

— Я сказал им, что моя мать — инвалид. Я был не так уж далек от истины. Она была еще не старая, когда умерла.

— Совсем не старая, нет.

К счастью для себя, она не дожила до этого дня. Ему вспомнилось, как когда-то, несколько лет назад, Тото визжал: «Почему у нас нет нормального дома, как у всех остальных? Я не могу привести друзей в эти дурацкие казармы! Почему ты не можешь найти нормальную работу, как отцы других ребят?»

Теперь он вдруг почувствовал тошноту, и сердце забилось слишком сильно, будто от страха.

— У вас тут, должно быть, кондиционер. — Внезапно ему стало холодно.

— Да, только что установили. Супермощный. Если вам холодно, то я могу...

— Нет-нет. — Неужели этот человек, сидящий напротив, не боится? Если у него не осталось никакой любви к родителям, то к себе-то, наверное, осталась? Он должен знать, что его песенка спета. И он знает.

— Так или иначе, сердце моего отца износилось. Он скоро умрет, даже не узнав жизни.

— Мне кажется, он жил, как хотел.

— А как же я? — В припадке бешенства Джерардо вскочил и подался вперед, тыча своей большой рукой в лицо инспектору. — А как же все эти годы, что я провел над магазином? Годы стыда — и это еще не самое худшее. Когда я получил диплом и он передал мне свои счета, я обнаружил, что он зарабатывал кучу денег! Мы могли бы жить как нормальные люди!

Он все повторял: нет, вы представляете? — рассчитывая на понимание, на сочувствие инспектора. И в то же время у него не хватало ни сочувствия, ни воображения, чтобы понять своего отца.

— Я сразу же заставил его купить приличную квартиру, убедил его, что он получит снижение по налогам, и коль скоро он никогда не давал себе труда взглянуть на цифры...

— Значит, тогда все и началось? Тогда у вас появилась эта идея?

— Нет, но именно тогда я перестал его стыдиться и разозлился на него.

— Получается, что вы унаследовали его знаменитый темперамент.

— У меня были веские основания для злости, не так ли? Однако началось все несколько позже. А тогда мать была еще жива. Она заболела вскоре после их переезда на новую квартиру.

— Ей там не понравилось?

— Еще как понравилось! Покупка была хорошим вложением денег, и, кроме того, вы представьте: после той старой дыры в центре города!.. Она все хвасталась знакомым, как там число и светло, как мало уборки: «Я просто не знаю, чем себя занять. Есть, конечно, магазины на другом конце улицы, очень хорошие. И автобусная остановка рядом. Я не вожу машину. Джерардо обо всем позаботился». — Он жестоко кривлялся. — А потом у нее обнаружили рак.

— Значит, все началось после ее смерти? Это вас подтолкнуло...

— Нет, с его машины. Он вечно ездил на этих жалких «фиатах», покупал очередную скучную модель от Агнелли — по завышенной цене. Он говорил: «Мне сгодится и итальянская машина. А то купишь иностранную, а потом разоряйся на запчастях да еще бегай ищи, кто бы ее отремонтировал». Я ему постоянно твердил, что те времена давно прошли, и если уж ему хочется скучную маленькую машину, то лучше покупать японскую — она и дешевле в два раза, и надежней. Но нет, ему милее было спонсировать уродцев Агнелли! В конце концов я устроил происшествие с пироманьяком. Я сам поджег эту чертову железку, получил для него страховку и купил ему что-то более-менее приличное. Первый «мерседес». Но он, конечно, так и не стал его водить.

— Зато вы стали.

— Он никогда никуда не выезжал. Сказал мне, чтобы я держал машину у себя, а сам стал ездить на автобусе.

С отвращением фыркнув, он дотянулся до мраморной пепельницы и положил сигарету. У него было такое же удлиненное костлявое лицо и густая шевелюра, только черная, а не седая, как у отца.

— Что теперь будет? Где же наручники?

— У меня нет при себе наручников.

— И что же?

— Я позвоню в полицию. Когда настанет время.

— А журналисты, фотографы?

— Это то, что вам нужно?

Пожав плечами, он провел рукой по волосам и едва заметным взглядом скользнул по своей дорогой одежде.

Инспектор мысленно вообразил его в суде, поминутно вопрошающим судью: «Вы представляете?» Не удержавшись, он добавил:

— Скорее всего, газетчики поднимут большой шум. Ваш отец — весьма известная персона...

— Мой отец?.. Ах, вы, наверное, имеете в виду его квартал, эту дыру, где, по его мнению, мир начинается и заканчивается, верно?

— Я имею в виду Флоренцию. А также несколько других городов в Европе и Японии. При своем таланте он имеет клиентуру по всему миру. Кроме того, он богат, не правда ли? Оглянитесь вокруг. Он оплатил все это своим талантом.

— А меня воспитывал в нищете.

— В нищете? Вы получили образование, несомненно, вместе со всем, что к нему прилагается — школьные поездки, каникулы на горнолыжных курортах и тому подобное.

Тот злобно фыркнул.

— Неделя в Абертоне, в двух часах езды от дома, когда мои друзья ездили кататься в разгар сезона в Доломиты и в Альпы!

— Он отправил вас в университет.

— Потому что ему самому так хотелось! Чтобы он мог похвастаться перед друзьями!

— Верно. Он хвастался этим перед друзьями. А вы бы предпочли, чтобы вместо этого он учил вас шить обувь?

— Вы что — смеетесь? Так или иначе, у меня могли быть свои идеи насчет того, что я хочу делать. Например, мне нравятся машины...

— Точнее, вам нравится их покупать.

— Да что вы знаете? Вы когда-нибудь имели приличную машину?

— Нет. А вы правы. Откуда мне знать? Никогда не знаешь, что будет лучше для твоих детей. Никто не даст тебе совета, этому нельзя научиться на собственном опыте. Когда понимаешь — или тебе кажется, что понимаешь, — где допустил ошибку, уже слишком поздно.

— Я прямо слышу, как вступают скрипки.

— У вас есть дети?

— Только не у меня. Я никогда не был женат. Меня больше интересуют развлечения.

— Вы отправляетесь в тюрьму.

Он снова пожал плечами:

— Это рано или поздно должно было случиться. Главное, что мир делится на тех, кто возит, и на тех, кто ездит. В отличие от своего дурачка-папаши я принадлежу ко второй категории. И в ней я останусь. Вы сами убедитесь, когда дело будет рассматриваться в суде. У меня отличный адвокат.