Владимир Кашин - Чужое оружие

Зоя Анатольевна волновалась, жестом попросила налить ей воды. Выпив, она некоторое время молчала, собираясь с мыслями.

— В тот же вечер я увезла Андрейку из Вербивки. Не верила своему бывшему мужу и боялась его нового визита, вот и решила отвезти сынишку к родителям Юрия. Объяснила тем, что моя мама болеет и не может присматривать за внуком. Вернулась через несколько дней и тут узнала, что убиты Мария Чепикова и Петро Лагута и что арестован Иван Чепиков, который подозревается в убийстве… Я стала припоминать подробности того вечера и все больше приходила к выводу, что Чепиков не виноват, потому что я видела только две человеческие фигуры… Мне, конечно, надо было сразу сказать Юрию. Но, зная его характер, я побоялась признаться, что оказалась неподалеку от места события… да еще с кем… Из-за своего бывшего мужа я не хотела впутываться в эту историю. Радовалась, что избавилась от его преследований и спасла сына. Но тут меня начала мучить мысль, что Юрий арестовал невиновного человека, а я единственный человек, который может внести ясность в эту историю… Я понимала, что мой долг — помочь расследованию, мучилась, вот и придумала, чтобы остаться неузнанной, написать вам эти письма. В первом только намекнула, а во втором, немного растерявшись, что вы не обратили внимания на первое сообщение, сказала прямо, что Чепикова в момент происшествия не было там.

Она умолкла.

— И вы уверены в своих выводах?

— Конечно! — твердо ответила Зоя Анатольевна.

— Кто же, в таком случае, убил их? Не самоубийством же они покончили?

— Третьего там не было.

— Вы были взволнованы разговором с бывшим мужем, события во дворе Лагуты происходили в темноте, и вы могли не заметить третьего, — продолжал Коваль.

— Третьего не было! — упрямо настаивала Зоя Анатольевна.

— Ну что ж, проверим, насколько ваши наблюдения могли быть точными. Проведем небольшой следственный эксперимент.

Она испуганно взглянула на Коваля:

— Но ведь вы обещали…

— А мы неофициально. Без следователя и понятых. И, конечно, без капитана Бреуса, — улыбнулся Коваль, — так сказать, в неполном семейном составе.

Через несколько минут газик уже выезжал со двора милиции. Дмитрий Иванович сказал начальнику уголовного розыска, что съездит на хутор и заодно подвезет Зою Анатольевну, которая хочет навестить мать.

* * *

Подворье Лагуты встретило их тишиной поистине мертвой. Поздний вечер укрыл реку, лес, хаты и прибрежные холмы легкой пеленой, сквозь которую, то высвечиваясь, то пригасая, светила щербатая луна.

— Зоя Анатольевна, — обратился Коваль к своей спутнице, перед тем как попросить водителя остановиться, — не составите ли вы мне компанию на несколько минут, я хочу глянуть, как выглядит вечером место происшествия. А потом мы подбросим вас прямо к дому.

Она поняла, что эти слова были обращены в основном к водителю.

— Конечно, конечно, — поспешила согласиться. — У вас прежде всего — служба…

…Подполковник Коваль и его спутница стояли рядом в густом подлеске возле проселочной дороги. Зоя Анатольевна еще раз, в деталях, рассказывала о событиях того страшного вечера.

Коваль слушал и не перебивал. Он уже и сам убедился, что от того места, где они сейчас стоят и где вечером восьмого июля находилась Зоя Анатольевна, нельзя было не заметить людей во дворе Лагуты.

— Значит, второй выстрел раздался через минуту? — вдруг спросил Коваль. Он знал, что точность воспоминания часто зависит от того, где пытаются восстановить в памяти событие, и что лучше всего это удается на том же самом месте и в тех же или похожих условиях.

— Приблизительно. После первого выстрела я бросилась бежать. Испугалась, не в меня ли стреляют. Второй выстрел услышала, когда уже была на дороге…

— Итак, Зоя Анатольевна, подытожим, — сказал Коваль. — Ясное дело, что вы должны были сразу все рассказать если не мужу, то хотя бы майору Литвину… Хотя ваши наблюдения не очень убедительны и мало доказательны. Но! Возможно, вы и правы… Скажу по секрету, я тоже так думаю. — Он наклонился к ней, словно их могли подслушать, и доверительно добавил: — Я тоже думаю, что их было только двое.

Несколько секунд они молчали. Пролетела какая-то птица. В глубине леса вскрикнул сыч. От Роси веяло прохладой. Зоя Анатольевна зябко повела плечами.

— Я столько из-за этого пережила, так изнервничалась! — вздохнула она.

— Андрей Васильевич! — крикнул в темноту шоферу Коваль. — Пройдите к нам через двор. Нанемного остановитесь там. А вы, Зоя Анатольевна, — тихо обратился он к ней, — следите за ним.

Водитель, еле различимый в слабом лунном свете, быстро прошел по двору Лагуты.

— Заметили, Зоя Анатольевна, Андрея в тот момент, когда он остановился возле хаты Чепиковых?

— Нет, — покачала она головой.

— Ну вот, — заключил Коваль. — Там мог стоять третий, убийца…

— Но Юрий говорил, что стреляли с близкого расстояния… И тогда светила полная луна. Падал свет из окна. Я бы увидела.

— Свет из окна далеко не падал. У Лагуты была только керосиновая лампа…

Вместе с шофером они вернулись к машине. Через несколько минут подъехали к дому матери Зои Анатольевны на противоположном конце хутора.

…Сейчас Марии было особенно тяжко. На душе накопилось столько горечи и обид на мужа, который не понимал ее и все больше отдалялся. И в Черкассы она поехала, несмотря на его запрет. Отправилась тайком, неправдой, да простится ей, ибо это во спасение. Теперь у нее одна надежда — господь бог, и она раскрывала ему свое сердце.

…Охваченная общим возбуждением, одуревшая от воплей вокруг и собственного крика, Мария стояла на коленях с высоко поднятыми скрещенными руками и ощущала себя летящей над черной бездной. Белые язычки свечей виделись ей яркими звездами далеких миров, мимо которых она парила — невесомая, широко раскинув свои гигантские крылья. Ветер свистит в ушах, вертит ее во мраке, но вот звезды расступились, и в светлом сиянии перед ней предстал всевышний. Она говорила с ним, захлебываясь словами и криком, изливая ему свою боль, высказывая горькие жалобы. И когда выплеснулась, освободилась от душившей ее тяжести, господь благословил ее своей улыбкой — солнечным сиянием…

Молящихся, которые постепенно приходили в себя после такой экзальтированной «беседы с самим богом», Федора и брат Михайло одного за другим выпроваживали из дома.

Только Мария никак не могла прийти в себя после нервного потрясения. Она долго лежала, уткнувшись лицом в пол, ее потное тело продолжало вздрагивать, белая длинная рубашка вздернулась.

Брат Михайло и Федора подняли Марию и отнесли в ту самую комнатку, где она когда-то останавливалась с мужем.