Владимир Кашин - Чужое оружие

Мария никак не могла понять, где она, когда вдруг проснулась в полутьме на чужой кровати.

Сначала показалось, что вознеслась в мир, где «несть ни радостей, ни печали», и обрадовалась этому. Потом удивилась кровати с такими же железными прутьями и чуть поблескивающими никелированными колпачками на спинке, с такой же периной, одеялом и подушками, как на грешной земле, откуда ее вознес к себе всемогущий и всеблагий.

Она поднялась, ступила босыми ногами на холодный пол, ударилась об угол шкафа и, ощутив боль, разочарованно подумала, что находится в прежнем мире, где единственным спасением от греха является ее искренняя вера и служение богу.

Услышала вдруг доносившийся откуда-то приглушенный говор и узнала низкий, хрипловатый голос брата Михайла. Значит, она все еще в его доме?..

Неслышно ступая босыми ногами, скользнула по коридору и чуть-чуть приоткрыла дверь в комнату. Увиденное заставило ее замереть на месте. За широким столом, с едой и вином, пировали двое. Воздух в комнате был насыщен водочным перегаром.

Мария не сразу поняла, что происходит. Удивилась: откуда взялся здесь брат Петро? Ведь на молении его не было. Но эта случайная мысль тут же потонула в море других.

Они пьяны! Духовный наставник и божий человек! Разве это возможно? Почему они пьют сатанинское зелье — брат Михайло и брат Петро?

Мария зажмурилась, надеясь, что через миг страшное видение исчезнет. Ведь брат Михайло вместе со всеми только что говорил с Иисусом Христом. Как же господь допустил такой грех? А что твердили ей брат Михайло и брат Петро? «Презирай земные радости, очищайся от вечного греха, иди к святой жизни, непрестанно обращайся к всевышнему!»

Она считала их непорочными, святыми, чуть ли не богами! Так кого же она сегодня видела, с богом ли говорила?

Открыла глаза. Всегда краснощекий, брат Михайло от вина и духоты раскраснелся еще сильнее, его круглое лицо плыло перед глазами Марии большим кровавым пятном.

Брат Петро пил мало, зато старательно подливал хозяину дома. Он сидел боком к дверям, и Мария видела только благообразный аскетический профиль, лысину и большое ухо, которое шевелилось, когда Лагута жевал.

Мария застыла возле двери, не решаясь ни открыть ее полностью, ни закрыть.

— Разгоню я всех этих блаженных, — услышала она голос брата Михайла. — Осточертели они мне, Петро… Накличут беду, наведут милицию.

— Наоборот, — убеждал Лагута, продолжая жевать. — Твои блаженные — настоящая крыша. Милиция не очень любит вмешиваться в дела верующих. А если что-нибудь… Можно поднять такой шум, что и в Москве услышат. И не только в Москве… Они нам одно — спекуляция, воровство, а мы им на весь мир — страдаем за веру, за свободу совести!..

Уже крепко подвыпившему брату Михайлу понравились последние слова Лагуты, и Мария увидела, как широко он улыбнулся.

— Конечно, за свободу совести, именно… — с удовлетворением проговорил он. — Я только за свободу. И чтоб по совести… А не задаром… А вот ты меня обижаешь, Петро. Обещал молодку, а где она?.. Я тут как сторожевой пес: передачи для тебя принимаю, прячу и перепрятываю. За них знаешь что может быть — строгий режим до скончания века… Это разве по совести?

— Дом тебе кто купил? Я купил! Такое в твоей жизни часто бывало? Забыл, как без копейки в кармане торговал булочками в порту?

— То была временная зона…

— Так что благодари бога нашего…

— А зачем ты мужа той дурноватой сюда прислал? Продаст он, вот увидишь.

— Иван Чепиков — моя забота. Прислал, значит, нужно. И не продаст он, не до этого ему сейчас…

В сознание Марии слова доходили медленно. Голова кружилась. Когда услышала имя мужа, у нее чуть ноги не подкосились, и она невольно распахнула дверь.

Хозяин дома и его гость замерли от удивления, когда на пороге в белом одеянии возникла Мария. Придя в себя, позвали ее. Она не слышала, не понимала их слов.

Тогда брат Михайло поднялся, взял ее за плечо и повел к столу. Она не сопротивлялась, шла безвольно, еле передвигая ноги.

Лагута отодвинул скамью и помог Михайле усадить Марию.

— Господь простит нам этот грех, сестра Мария, — сказал пресвитер, оказавшийся справа от нее. — Мы наново рожденные святым духом и больше не принадлежим этому миру. Мы уже стали божьими людьми, и он — наш господин. Нам теперь не может быть никакого осуждения в этом мире. Будь с нами, Мария! Господь и тебе даст прощение греха, и ты тоже придешь в новую жизнь, найдешь новое рождение…

— Испытаешь обряд огненного крещения, — добавил Лагута, наливая в рюмку разбавленного спирта. — Коль ты уже явилась сюда, значит, бог направлял твои стопы и ты тоже выделена из стада.

Мария отодвинула поставленную перед ней рюмку. Но Лагута упрямо возвратил ее на место.

— Исполняй божью волю во всем, — произнес он уже непослушным языком. — А волю его скажем. Мы с ним сейчас говорили, и ты будешь с ним говорить… — И вдруг, повернувшись к Савенко, воскликнул: — А как хороша, брат Михайло, наша Мария, как роза господняя! Хотя и хромуля…

Мария попыталась встать из-за стола, но брат Михайло взял ее за голову и, сжимая пальцами щеки, попробовал силой открыть рот. Вырываясь, Мария повернулась к Лагуте и простонала:

— Брат Петро, что же это? Что же это?..

Но Лагута промолчал. Только продолговатые лисьи глаза еще больше сузились. Наконец она услышала его голос. Но не в свою защиту.

— По воле святого духа…

— Не простится это вам! — успела крикнуть Мария и поперхнулась — жгучая горечь перехватила дыхание. Она тяжело закашлялась, еле передохнула и, ничего не соображая, конвульсивно хватала ртом воздух. Слезы брызнули из глаз.

Сильные руки брата Михайла расслабились и отпустили ее.

Мария опьянела, стало нестерпимо жарко, неприятно кружилась голова, перед глазами плыли стол, бутылки, тарелки…

Она еще раз попробовала подняться и, хотя уже никто ее не держал, не смогла.

— Вот так будет лучше, — услышала над собой чей-то голос и не поняла, кому из двух «братьев» он принадлежит. — Отныне мужу своему ты будешь не женой во браке, а сестрой, без греха… Христова любовь подымет тебя до бога. Иисус Христос сошел на меня и сказал: «Чадо божье не от крови, не от желания плоти, не от желания мужа, но от бога рождается…» Будет и тебе дитя не греховное, а божье…

Мария, уже не владея собой, пьяно улыбнулась.

— Иисус, сойдя, сказал, — продолжал Лагута, опустив сильную руку ей на плечо, — грехом грех уничтожьте, и ты должна сейчас подчиниться брату Михайлу, ибо он в грех впадет не по своей воле, не по желанию плоти, а по воле святого духа…

При этих словах брат Михайло навалился на Марию и начал целовать ей лицо и плечи…

Последнее, что она как в бреду почувствовала, было то, что ее подымают со скамьи, стягивают рубашку… Потом стало душно, и она тяжело провалилась в бездну, влетела в черную звездную ночь, туда, где сегодня уже говорила с господом. И показалось ей, что на этот раз она по-настоящему навсегда оставила грешную землю…