Владимир Кашин - По ту сторону добра

Джейн узнала Коваля, улыбнулась. Он поздоровался и, придвинув к кровати табурет, сел так, чтобы хорошо видеть ее лицо.

Рябошапка тоже опустился на свободный табурет в углу палаты, всем своим видом подчеркивая, что содержание беседы подполковника с Джейн его не интересует, но что он не может оставлять больную одну.

Девушка тем временем смежила веки.

— Джейн! — окликнул ее Коваль. — Вы в силах со мной разговаривать?

Она открыла глаза.

— Могу.

— Как вы думаете, где вы отравились?

— Я ничего не знаю, — прошептала Джейн так тихо, что подполковнику пришлось наклониться над ней.

— Что вы ели и пили вчера? Где обедали, ужинали? С кем?

— Обедали в ресторане, в «Днипре». А ужинали… Нет, я не ужинала…

— А обедали — вы, мама и кто еще?

— Этот мамин земляк, врач.

— Андрей Гаврилович, — уточнил Коваль. — Блюда, которые вы заказывали, взяты на анализ. Но назовите их снова.

— Сначала икра. Красная…

— Раз, — загнул палец Коваль. — Дальше…

— Салат. Мясным у вас называется…

— Два.

— Котлеты… «а-ля Полтава»… и, конечно, кофе.

— Пирожных не ели?

— Что вы! Я и так у вас растолстела. Генри меня не узнает. Разве что вот за эту ночь похудела.

— А пили?

— Врач взял вино натурель, а я пила минеральную — боржоми.

Подполковник знал, что бутылку недопитого «Цинандали», которую заказывал врач, так и не удалось обнаружить. Либо официант сам допил вино где-то на кухне, либо вылил в фужеры и поставил другим посетителям. Пришлось взять на анализ все открытые в тот день бутылки из-под «Цинандали». Ничего подозрительного не обнаружили, кроме разве того, что в некоторых из них было не грузинское «Цинандали», а более дешевое кислое вино. Но уголовный розыск махинациями в ресторанах не занимался. Джейн действительно только пригубила свой фужер, наполненный доктором Найдой. Пустых бутылок из-под боржоми в тот день тоже много собралось, однако капли, которые остались на их дне, никаких следов отравы не содержали. Значит, пришел к выводу Коваль, отравилась Джейн в другом месте.

— А когда встретились со Струцем, он ничем не угощал? Вином, мороженым, фруктовыми напитками?

Джейн не хотела отвечать на этот вопрос и отвернулась к стене. Дмитрий Иванович заметил, как шевельнулся Рябошапка. «Сейчас поднимется, — с опаской подумал он, — и скажет, что разговор пора заканчивать».

— Джейн, — произнес Коваль как можно теплее, — Джейн, так не годится… Если будете молчать, всем навредите: и себе, и матери, и лейтенанту.

Она повернулась, раскинула руки.

— Мне душно.

Солнце поднялось уже высоко, прострелив лучами кроны деревьев, которые окружали корпус больницы, оно заливало светом палату. Подполковник толкнул раму окна — в помещение ворвались теплые запахи травы, листьев и отцветшей уже липы.

Рябошапка встал, Коваль взглянул на него: не нарушил ли он каких-нибудь врачебных правил?

— Мерси бьен! — поблагодарила тем временем Джейн по-французски подполковника.

— Ну, как наши дела? — спросил завотделением, приблизившись к Джейн. — Все хорошо?

Она ничего не ответила.

Подполковнику показалось, что врач сейчас начнет расспрашивать Джейн о ее состоянии, потом захочет осмотреть, и тогда ему, Ковалю, придется ретироваться.

— Ей необходимо спокойствие. Она устала, — сказал Рябошапка.

— Иван Архипович! — в голосе Коваля было что-то такое, что заставило завотделением отступить.

— Ну, хорошо, хорошо, Дмитрий Иванович. Еще пять минут. — Врач снова отошел в противоположный угол палаты к своему табурету.

— А что вы пили или ели с лейтенантом? — повернулся к Джейн Коваль.

— Абсолютно ничего.

— Даже водой не угостил?

Джейн покачала головой.

— Надо же, — с легкой иронией произнес подполковник, довольный ответом Джейн. — Итак, ничего не ели и не пили в тот вечер?

— Да.

— Ну, а что все-таки между вами произошло, — Коваль говорил тихо, стараясь, чтобы не расслышал Рябошапка, — вчера в лесу? Он, правда, напал на вас?

— Я не хочу об этом вспоминать! — сердито произнесла Джейн.

— Но вы, наверное, не захотите, чтобы осудили невиновного человека. У меня появилось сомнение: все ли было так, как вы рассказали. Даже есть доказательства…

Джейн тихо заплакала. Коваль заметил, как снова шевельнулся в своем углу Рябошапка, но не прекратил беседы.

— Вы знаете, что за ложный донос у нас судят? Вчера я об этом предупреждал. В нашем уголовном кодексе есть специальная статья. Человек за ложный донос наказывается заключением сроком до пяти лет. Кажется, и ваш английский суд очень строго относится к лжесвидетельству…

Джейн побледнела и закрыла глаза.

— Ну, ну, успокойтесь, — мягко сказал подполковник. — Еще все поправимо. Достаточно вам рассказать правду.

Джейн перестала плакать.

— Я не совсем верно говорила… — наконец произнесла она. — Возможно, я сама виновата… Нет, нет, — быстро добавила, заметив, что Коваль что-то хочет сказать. — Виктор действительно не нападал на меня. Ваш лейтенант настоящий джентльмен и совсем не похож на полицейского… И вообще между нами ничего не было… Просто я… я… я…

Ковалю до боли захотелось выкрикнуть в лицо Джейн: «Какого же черта вы тогда наговорили на человека?!» Он покраснел, сдерживая гнев. Прошло несколько секунд, и Коваль уже обычным, ровным голосом спросил:

— Кому кроме меня жаловались на лейтенанта?

— Никому.

— А ваша мама?

— Тоже.

Подполковник облегченно вздохнул.

— А теперь расскажите, как вы попали в город в тот вечер.

— Меня привезла женщина-железнодорожница.

— Но вы же собирались ехать одна, электричкой.

Джейн молчала. На ее лице появились и страх, и злость и раскаяние.

Коваль не торопил.

— Я не села в электричку, — наконец сквозь зубы процедила Джейн.

— Кого вы встретили, когда лейтенант Струць уехал автобусом?

Подполковник говорил так уверенно, словно сам стоял тогда рядом на платформе. Глаза Джейн округлились. Да, этот полицейский — колдун, он может остановить время и прокрутить события назад…

…Рыжий Фрэнк словно из воздуха возник перед ней.

«Хелло, Дже-е! — закричал он, стремительно выпрыгнув из вагона электрички. — Как ты здесь оказалась?! Я тебя из окна увидел. В Киев? Сели!.. Быстрее!» Фрэнк схватил ее за руку.

Она начала упираться.

«Что с тобой, ты злая?..»

«На весь мир!»

«Как всегда, наверное, — присвистнул Фрэнк, и голубые глаза его заблестели. — Это мне нравится. Лучшего мир не заслуживает, и я не люблю добрячек. Настоящая женщина — это огонь и лед в одном горшке». Он спокойно посмотрел, как закрываются двери электрички.

«А где Эмма, Дан и все другие?» — спросила она, лишь бы не молчать.

«Мы вчера возвратились из Москвы, нам пообещали здесь редкие сувениры. А утром — самолетом домой. — Фрэнк не ответил на ее вопрос. — Я не напрасно ездил, — он открыл «дипломат» и показал маленькую, почерневшую от времени иконку. — Восемнадцатое столетие! Здешние варвары забросили ее на чердак… Но, вижу, ты действительно не в настроении. Давай, Дже, прогуляемся среди природы…»