Леонид Залата - Волчьи ягоды. Сборник

Услышав такое от горе-матери, Гай решила взять детей немедленно. Но заведующая велела им прийти после обеда: кого-то не было в регистратуре, чтобы выдать документы на детей.

Пришли. Заведующая взяла у матери заявление о том, что она забирает детей, наложила резолюцию. В регистратуре записали в толстой книге: такого-то числа, в такое-то время выданы матери двое ее детей, мальчик и девочка, здоровыми, с полным комплектом белья, — а также возвращено свидетельство больницы с датой рождения детей, которое тут хранилось.

На прощание заведующая проконсультировала Гай, как и чем искусственно кормить детей, пожелала счастья и добра.

В сквере, за Домом ребенка, Мария передала Гай близнецов, тоже пожелала всего наилучшего и быстро пошла по аллее, словно от кого-то убегая. А Гай осталась стоять с двумя белыми свертками на обеих руках, не зная, в какую сторону идти, чтобы побыстрее добраться до стоянки такси. План ее дальше был такой: поехать к тетке мужа Анастасии Павловне с сюрпризом — вот, мол, родила вам двух внучат, принимайте на временный постой.

Поразмыслив, решила свернуть налево, откуда слышались громыхание трамваев и шум машин. Поправила на руках детей, что мирно спали в белоснежных свертках, и пошла по дорожке. Но не прошла и десяти шагов, как услышала за собой поспешное цоканье женских каблуков. Оглянулась и… в груди похолодело: к ней спешила Мария. «Неужели передумала?» — испугалась. А та догнала ее и, отдышавшись, протянула белый, вчетверо сложенный лист бумаги.

— Простите, я забыла отдать вам свидетельство о рождении, — кивнула на детей. — Уже выходя из сквера, вспомнила. Думала, не догоню вас.

У Гай отлегло на душе, она облегченно вздохнула.

— Спасибо.

И они снова разошлись в противоположные концы сквера.

Гай уже приближалась к выходу, как вдруг снова услышала за собой торопливые шаги. Но на этот раз не мелкие, женские, а тяжелые, мужские. Оглядываться не стала, мало ли кто может за ней идти. Взяла вправо, чтобы дать дорогу. Но тот, кто шел за ней, очевидно, не собирался обгонять, окликнул негромко:

— Женщина, подождите!

К ней подошел среднего роста еще молодой человек, круглолицый, русый, чуб волнами, словно завитой, хорошо одет.

— Здравствуйте, и давайте присядем, — показал на скамейку, напротив которой они остановились. — Я с вами хочу поговорить.

Гай насторожилась.

— О чем нам говорить? Я вас не знаю.

Молодой человек усмехнулся, сверкнув золотой коронкой на одном из верхних передних зубов.

— Вот я и предлагаю познакомиться, а потом скажу, что хочу от вас. Садитесь, садитесь, не бойтесь. Я вас не укушу. Ведь вы с детками, — показал глазами на ее руки.

Хорошо зная одесских проходимцев, Гай наотрез отказалась садиться с неизвестным и, повернувшись, хотела идти дальше. Но золотозубый оказался не из тех, кто отступает после первой неудачи. Он легонько взял ее за локоть и тихим голосом пояснил, что хочет она того или нет, а сесть и выслушать его обязана. Кроме того, ей пора отдохнуть, поскольку, наверное, у нее уже заболели руки, держа этих крошек.

Улица была недалеко, по тротуару в обе стороны шли люди, и она решилась сесть, поскольку и вправду у нее заболели руки. Да и заинтересовалась, что же, в конце концов, скажет ей этот нахал.

Он не заставил себя долго ждать. Не назвав своего имени и фамилии, сразу сообщил, что детки, которых она взяла от молодой и неразумной матери, — это кровные, то есть он их законный отец. И если она хочет стать мамой, то должна немедленно, сейчас же, дать ему две тысячи рублей, и он тогда помашет ручкой и пожелает доброго здоровья, а детки пускай растут большими и будут такими умными, как их папа.

«Шантажирует, — мелькнуло у нее в голове. — Видел, как Мария передавала детей, и решил на этом заработать».

— А если не дам? — глянула на него сурово.

— Вам же будет хуже, мадам, — ответил он спокойно. — Ваш секрет раскроется, о нем узнают родственники, соседи, знакомые. А детям как будет, когда они со временем узнают, каким путем вы их приобрели? Думаю, за это мало дать мне две тысячи. Но я не скряга. По тысяче за ребенка. Ну как, договорились?

Это было неимоверное нахальство! Как он обо всем узнал? Откуда?

Решила проверить, спросила.

Он скупо усмехнулся, снова блеснув золотой коронкой.

— Мадам, я все о вас знаю, всю вашу биографию. Так что не теряйте времени, гоните деньги. Иначе я позову милиционера и заявлю, что вы украли моих детей. Все у вас полетит вверх тормашками, поимеете кучу неприятностей. А зачем они вам?

Он был прав, этот проходимец и шантажист.

Решила согласиться. Но у нее не было двух тысяч. Только полторы. Сказала ему об этом.

— Не беда, — ответил. — Давайте полторы, а завтра, в это же время, принесете сюда же пятьсот — и у меня к вам никаких претензий.

Деньги он не пересчитывал, сунул их во внутренний карман пиджака, раскланялся и пошел к выходу из сквера…

— Он что, правда о ней все знал, этот проходимец? — перебил я Евгения. — Откуда?

— Понимаю твое возмущение, — ответил Евгений, — но должен тебя разочаровать: об этом, как ты говоришь, проходимце я пока что ничего не знаю. Не знает и Гай, хотя он принес ей немало горя. Не будем забегать вперед, слушай, как развивались события дальше, а то я не успею рассказать тебе эту историю до Одессы.

…Итак, оставшись в сквере на скамейке с двумя детьми, обиженной и ограбленной средь бела дня, Гай растерялась, не знала, что делать, куда деться. Первой была мысль — как можно быстрей уехать из Одессы, чтобы снова не попасть на глаза этому шантажисту. Но куда? К родителям? Боялась, что надо будет объяснять все о детях. Домой в совхоз? Раннее возвращение могло вызвать подозрения. Если бы хоть не двойня! Да и ехать ей, собственно говоря, было не на что. Все деньги отдала, еще и завтра надо донести пятьсот рублей, чтоб и правда не наделал неприятностей.

Таким образом, выход у нее был один — ехать к тетке Анастасии. Она и посоветует, и поможет. И деньги у нее надо одолжить, с тем нахалом рассчитаться, и на дорогу, и детям что-нибудь приобрести. Коляску двухместную купить, а то тяжело двойню на руках носить.

Так поразмыслив, она набрала в кошельке несколько рублей и поспешила на поиски такси, поскольку один из близнецов начал плакать.

Неожиданное появление ее у тетки, да еще с двумя детьми, было громом среди ясного дня. Тетка от радости — в слезы, и расспрашивать: как и что? А потом упрекать: почему не написала, что тут, в городе, лежала в больнице? Она бы и проведала, и забрала бы. Разве ж это мыслимо, с двумя детками одной через весь город ехать?

Еле успокоила, заверила, что все хорошо, ничего страшного, просто не хотела беспокоить, ведь и так задаст ей теперь хлопот. Хорошо, что та по наивности своей верила каждому ее слову.