Марина Серова - Он все видит!

– Держу пари, он начал отнекиваться!

– Именно так, – подтвердил дед. – Савин посмотрел на меня честными-пречестными глазами и даже бровью не повел, отвечая: «Аристарх, я не понимаю, о чем ты!» Бумажник, говорю я, отдай, а то пожалеешь, что вернулся в Горовск! Аркаша вновь принялся гнуть свою линию. Мол, ничего не знаю, не трогал я тебя, и все такое. И вообще, говорит, может, тебя местные обработали, а ты на меня грешишь.

– Ну и что ты ему на это ответил?

– Я сказал, что не верю в такие совпадения, и, если у меня кто-то свистнул бумажник, а рядом ты ошиваешься, значит, это твоих рук дело. Аркадий усмехнулся и спросил: «Аристарх, а ты уверен, что тебя действительно обчистили? Ты все свои карманы проверил?» Он, значит, мне все это говорит, а в глазах его бесстыжих огоньки бесовские резвятся. Я сунул руку в карман и, к своему стыду, нащупал портмоне. Вот такие дела, Полетт!

– Погоди, Ариша, я не поняла, он что, тебе обратно бумажник подсунул?

– Выходит, что так, – и мой дедуля выругался, что в моем присутствии случалось с ним крайне редко. – Я твердо знаю, что в магазине все мои карманы были пусты.

– Мистика! – сказала я, впечатленная его рассказом. – Ариша, неужели ты и во второй раз ничего не почувствовал?

– Практически ничего. Правда, был один момент… Мимо нас проходила женщина с двумя малолетними детьми. Савин посторонился, чтобы их пропустить, и буквально на секунду прижался ко мне. Думаю, тогда-то он и вернул кошелек на место.

– А ты хоть проверил, деньги-то в нем твои оказались?

– Обижаешь, конечно, проверил! Аркадий понял, что я нащупал бумажник, сказал, что он куда-то опаздывает, и юркнул в маршрутку. Я достал портмоне, заглянул в него и удостоверился, что все его содержимое в целости и сохранности.

– Хорошо то, что хорошо кончается, – сказала я, чтобы подбодрить деда. Собственные промахи всегда его сильно огорчали.

– Да, деньги-то не пропали, но вот неприятный осадок у меня на душе все равно остался. Савин дважды провел меня, как стопроцентного лоха!

– Ты не прав: если бы он считал тебя лохом, то не вернул бы тебе твою собственность, – возразила я.

– Ты думаешь? – Аришин взгляд несколько просветлел.

– Уверена!

– Полетт, а как у тебя дела? Что-то ты у телевизора сидишь, а не у прослушки.

– Надоело мне подслушивать. Тем более что я и без того все знаю: Ковалев сегодня привез к себе жгучую брюнетку. Надеется, что с ней у него что-нибудь получится.

– У плохого игрока и козырная дама не пляшет, – с ехидцей заметил дедуля.

– Тебе видней, – я улыбнулась, оценив шутку. – Ужинать будешь?

– Ну, разумеется. Эх, жаль, я из-за этого козла коньяк не купил!

– Ты же мог потом вернуться в магазин.

– Чтобы продавщица на самом деле подумала, что у меня старческий склероз? Ну уж нет! У меня не было никакого желания доставлять ей столь сомнительное удовольствие.

– Ладно, не переживай, у нас есть в заначке бутылка коньяка, – сказала я, понимая, что нервное напряжение, которое испытал сегодня дедуля, требовало разрядки.

– Правда? – оживился Ариша. – А я-то думал, что мы уже все выпили.

После ужина я все-таки включила прослушку. Ковалев с маниакальным упорством звал брюнетку в сауну.

– Слоник, я не понимаю, зачем в такую жару нужна парилка? У тебя же в доме есть ванная комната. И я подозреваю, что не одна. Прохладный душ – это как раз то, что надо!

– Душ? Он не работает, – нагло врал Виктор Николаевич, – ни один. Все время забываю вызвать сантехника.

– Как не работает? Я пойду и сама это проверю.

– А я тебя не пущу!

– Слоник, какой же ты настойчивый! Мне правда надо в ванную комнату. Подожди, я не надолго.

Я не стала ждать финала, выключила прослушивающую аппаратуру и легла спать.

Утром я не услышала ничего такого, по чему можно было бы судить, удачно ли прошло свидание Ковалева с брюнеткой или нет. Во всяком случае, следующий вечер он провел в одиночестве. По телевизору транслировали футбольный матч, и Виктор Николаевич с азартом заядлого болельщика отдался спортивному зрелищу. В моих наушниках периодически раздавались специфические возгласы: «Го-о-ол! Мазила! О-ле, о-ле, о-ле, о-ле!» Когда этот клич скандирует толпа на стадионе, это нормально. А вот когда один человек сидит перед телевизором и так вопит, то это, по-моему, уже частный случай глубокого идиотизма. Как хорошо, что мой дедуля не футбольный фанат. Я бы такого громогласного «боления» за стенкой просто не перенесла.

На следующий день Ковалев тоже вернулся с работы один, что-то наспех приготовил себе на ужин, поел, громко клацая вилкой по тарелке, а затем принялся звонить по телефону.

– Таня, здравствуй!

– Витя, ты по делу или просто так? – не очень-то приветливо осведомилась Татьяна Владимировна.

– Ну как тебе сказать…

– Говори быстро. У меня совершенно нет времени!

– А чем ты занята? – поинтересовался супруг.

– Меня пригласили на ужин в ресторан, – кокетливо ответила жена. – Надеюсь, мне не надо отчитываться, кто это сделал?

– Таня, я очень рад, что ты не скучаешь.

– У тебя все?

– Нет, не все! Таня, я хотел… кое в чем тебе признаться. Дело в том, что я… расстался с Галиной.

У меня создалось впечатление, что изначально Ковалев не хотел ей об этом сообщать, но законная супруга разговаривала с ним так холодно, что ему пришлось пойти на крайние меры.

– Шутишь?! – не поверила Татьяна Владимировна. – Хотя, если ты назвал эту деревенщину не Галочкой, а Галиной, я готова поверить, что ты начал в ней разочаровываться.

– Таня, я ее выгнал, – уже более уверенно сказал Виктор Николаевич, исказив при этом действительность.

– А что так? – поинтересовалась жена, забыв о том, что она опаздывает на званый ужин.

– Мы не сошлись характерами.

– Витя, а разве у тебя есть характер?

– Таня, ну зачем ты так? Я звоню тебе, как самому своему близкому и родному человеку, а ты, даже в этот непростой момент моей жизни, не можешь воздержаться от язвительных замечаний.

– А что ты хотел от меня услышать? Неужели слова сочувствия? Помнится, несколько месяцев тому назад ты сказал мне, что полюбил другую женщину и хочешь остаток жизни прожить с ней. Обо мне тогда ты не подумал, – справедливо уколола мужа Татьяна Владимировна. – А ведь я тогда только-только пережила смерть сына…

– Таня, мы оба пережили смерть нашего сына, – поправил ее Виктор Николаевич. – Наверное, эта трагедия на меня так повлияла, что я сам не ведал, что творил. Теперь я понял, что любил всегда только тебя. И до сих пор люблю! Таня, без тебя все краски вдруг померкли, мир стал таким серым…

«Интересно, где это он нахватался таких красивых фраз?» – усмехнулась я про себя.