Юрий Гончаров - Бардадым – король черной масти

Кто?

Одна за другой в воображении мелькали фигуры следствия – Авдохин, Тоська, перепуганная насмерть бабка Ганя, плачущая Евгения Васильевна, молодые люди с транзисторными приемничками… Боже мой, как оказывалась бедна, бессильна следовательская фантазия! Вот уперся в какой-то жалкий десяток лиц, в крохотный уголок жизни и мечется в нем, как в заколдованном кругу: Авдохин, Тоська… «Ну и что ж! Ну и отлично! – подумал, внезапно раздражаясь, Максим Петрович. – И бог с ней, с фантазией… Пускай себе в романах писатели фантазируют. Да Костя Поперечный. Ему по младости лет простительно, а мы лучше обопремся на реальные факты… Да-да, на факты! А факты что говорят? Факты говорят… Ах, да ничего они, черт бы их побрал, не говорят… В том-то все и дело…»

Нет, сон так и не пришел к Максиму Петровичу. Он вспомнил о нерешенном кроссворде. Требовалось выяснить – что же это за балет у Ц. Пуни?

– На минутку в библиотеку мотнусь, – сказал Щетинин Марье Федоровне. – В энциклопедию надо заглянуть…

– Про композитора Пуни хочешь почитать? – не без ехидства спросила Марья Федоровна.

– Откуда ты знаешь? – остолбенел Максим Петрович.

– Да уж знаю, – улыбнулась Марья Федоровна.

– Нет, серьезно?

– О, господи! Да вон он, «Огонек»-то, что ты давеча принес. Вижу – все решил, только на композиторе споткнулся.

– Ну, ты прямо Шерлок Холмс, – засмеялся Щетинин. – Тебе бы только в угро служить.

– Не хуже бы вашего справилась, – сказала Марья Федоровна.

Районная библиотека помещалась в странном кирпичном здании с высокими стрельчатыми готическими окнами. У входа в нее, в центре круглой клумбы с огненно-алыми каннами, на постаменте из черного мрамора красовалось скульптурное изображение… нет, не А. С. Пушкина, не Н. В. Гоголя или какого другого классика русской литературы, что вполне приличествовало бы данному культурному учреждению, – а великолепного, приподнявшегося на дыбы гривастого жеребца. Дело в том, что здание библиотеки в далекое дореволюционное время было конюшней знаменитых князей Задонских, а изображенная в скульптуре лошадка представляла собою памятник орловскому жеребцу Кораллу, взявшему в 1912 году на всероссийском дерби большой приз.

Внимание Максима Петровича привлек старенький обшарпанный мотоцикл, стоявший у дверей библиотеки.

«Костин драндулет, – пробормотал Максим Петрович. – Интересно, что это там у него в Садовом стряслось, что он прикатил глядя на ночь…»

Попросив у библиотекарши Ангелины Тимофевны тридцать пятый том Большой Советской Энциклопедии, Максим Петрович прошел в читальный зал, где за длинным, покрытым зеленой скатертью столом, вытянув на середину комнаты свои невероятно длинные ноги, сидел в одиночестве Костя Поперечный и читал свежий номер журнала «Наука и жизнь».

– Вот, понимаете, интересно! – здороваясь с Максимом Петровичем, сказал он с таким видом, словно продолжал начатый две минуты назад разговор. – Вы ничего не слыхали про гитлеровских двойников?

– Про гитлеровских двойников? – растерянно переспросил Щетинин. – Нет, не слыхал, а что?

– Да вот, понимаете, пишут, что Гитлер еще в тридцать восьмом году отдал концы, а потом все время вместо него заправлял двойник.

Костя улыбался восхищенно. В нем сохранилось еще много от подростка, от этакого любознательного голенастого юнца – улыбка, неуклюжесть, смешной вихор на макушке.

– М-м… – недоверчиво промычал Максим Петрович. – Двойник… А не утка?

– Фу, боже ты мой! – так весь и вспыхнул Костя. – И что за скучный народ эти земляне! Стоит на свете появиться чему-нибудь из ряда выходящему, – так сразу и скептическая гримаса, и недоверие… Почему – утка? Ну почему? Ведь это страшно не ново – двойники у тиранов. История знает массу примеров – римские цезари, Нерон…

– Так что ж, – сдаваясь перед авторитетом римских цезарей, спросил Максим Петрович, – стало быть, и воевали мы, выходит, не с самим Адольфом, а с его двойником?

– Да вот видите… – Костя был страшно доволен такой быстрой капитуляцией Щетинина. – И вообще, скажу я вам, Максим Петрович, мы и представить себе не можем, сколько вокруг нас необычного…

– Это что и говорить, – согласился Щетинин. – Вот, скажем, кошка… Почему она к непогоде лапами об дверь скребет?.. Ты что прискакал-то? – спросил он, терзаемый любопытством. – Что-нибудь новенькое?

– Да есть кое-что, – промямлил Костя, вновь углубляясь в чтение журнала. – Погодите, дочитаю… очень интересно.

«Наверно, пустяк какой, – решил Максим Петрович, – опять какой-нибудь старый валенок…»

Этим старым валенком оперативники долго донимали Костю. Дело в том, что в первый же день расследования садовской истории Костя нашел в кустах сирени возле дома Извалова огромный, поношеный, но еще довольно крепкий, подшитый кожей валенок. И так как он найден был в кустах именно под окошком спальни, где хранились похищенные деньги, то в Костиной беспокойной голове мгновенно родилась мысль о том, что кто-то из соучастников преступления подсматривал в окно, следил за Изваловыми, но был спугнут и бежал, потеряв второпях свою непомерно большую обувку. Надо сказать, что к такому предположению поначалу отнеслись вполне серьезно. Оперативники внимательно разглядывали валенок, и участковый Евстратов как великий знаток местного населения уже начал было прикидывать – кому бы он мог принадлежать, как вдруг из кустов выскочил дурашливый лопоухий щенок, схватил «вещественное доказательство» и кинулся с ним наутек, за угол изваловской усадьбы, где на плетне у тети Паниной избы торчал, просушиваясь на солнце, второй такой же валенок.

– Так… пумпур… Пуна… Еще Пуна, – бормотал Максим Петрович, листая Энциклопедию. – Ага, вот он, Пуни! Ну-ка, ну-ка!

Через минуту все стало ясно: композитора звали Цезарь, или Чезаре, ударение в фамилии приходилось на первом слоге, а не на последнем, родился он в тысяча восемьсот втором году, название же балета было «Эсмеральда»; кроме того, оказалось, что этот Цезарь, или Чезаре Пуни какое-то время служил в Петербурге, и хотя и был известен, но самостоятельного художественного значения не имел.

– Ну, вот это другое дело, – удовлетворенно сказал Максим Петрович, – «Эсмеральда»… А то «альда» какая-то, ни на что не похоже… Пошли, что ли, ужинать! – окликнул он Костю. – Хватит тебе там, в двойниках копаться…

– Что ж, товарищ Щетинин, – сказала Ангелина Тимофевна, когда Максим Петрович возвращал ей книгу, – так и не нашли еще убийцу-то?

Максим Петрович только руками развел.

– А ко мне давеча Евгения Васильевна заходила, – покачала головой библиотекарша, – ужасно, знаете, до сих пор сокрушается… Еще бы, такая утрата сразу – и муж, и деньги…