Юрий Гончаров - Бардадым – король черной масти

– А кто, между прочим, у Малахина шофер? – спросил Максим Петрович под конец своего разговора с начальником автоинспекции.

– Лазутин.

– Лазутин? Это не тот ли, что когда-то прежде в МТС директора возил?

– Вот-вот, он самый!

– А как его зовут?

– Кажется, Сергей. Сейчас проверю… Ну да, Сергей. Сергей Васильевич.

– Знаю я его! – сказал Петька, слушавший телефонный разговор. – Щуплый такой, рыжеватый… Браконьерствует на реке, сети ставит.

– Сергей Лазутин… Эс-Эл! – задумчиво проговорил Максим Петрович, кладя на рогульки телефонную трубку. – Вот оно что, брат! – поглядел он на Костю с ехидцей. – Сергей Лазутин!

Он тут же вызвал Садовое, попросил сельсоветскую секретаршу срочно отыскать Евстратова. Участковый уполномоченный оказался неподалеку, и через пять минут Максим Петрович уже говорил с ним, подувая в трубку, ибо на линии были какие-то шумы, потрескивания, и голос Евстратова слышался невнятно, замусоренно.

– …помнишь тот ключ гаечный, что ты в малиннике на изваловском дворе нашел? Он так на подоконнике и остался? Да? Вот что, ты в дом войти сумеешь? В дом, в дом! Нет, те ключи от замков мы Изваловой отдали… Ты спроси у соседки, у тети Пани, – может, она ей оставила? Она, тетя Паня, у ней ведь вроде сторожихи… Словом, постарайся, но ключ гаечный надо добыть… Да, да, обязательно!.. Забери его, приходи с ним в дубки и жди нас, мы сейчас подъедем…

Едва опущенная на аппарат трубка прижала рычажки, телефон зазвонил.

– Лазутин явился, – доложил начальник автоинспекции.

– Иду, – ответил Максим Петрович.

Однако поднялся со стула он не сразу, немного повременил, как бы собирая в себе что-то. Он ничего не сказал ожидающе молчащим Косте и Петьке, они тоже не произнесли ни звука, но всех троих в эту минуту соединял какой-то единый нервный ток, и этот ток бессловесно передал ребятам то, что было у Максима Петровича в ощущении, невысказанным: что наступил момент, значительнее и важнее которого еще не было на всем немалом протяжении следствия. У Кости, наиболее чутко понявшего Максима Петровича, так даже побелели кончики ушей, и куда-то далеко на задний план отошла и спряталась сидевшая в нем со вчерашнего вечера, всю бессонную ночь и все это утро радость – что хотя он и не отыскал убийцу, но зато изменника и военного преступника, подлежащего заслуженной каре, он нашел с несомненностью.

Районная автоинспекция помещалась в соседнем доме. На дворе, как всегда, стояло несколько грузовых и легковых автомашин, и среди них – райпотребовский ГАЗ-69, из-за покрывающей его грязи сменивший свой природный зеленый цвет на серый.

Около ГАЗа никого не было, шофер, очевидно, находился в помещении.

– Ну, что я говорил! Вот, пожалуйста, видите – заштопано! – страшно довольный, что слова его подтверждаются, воскликнул Петька, вскакивая на подножку машины и указывая Максиму Петровичу и Косте на длинный, сантиметров тридцать, скрепленный суровыми нитками шов в передней части брезентовой крыши, как раз над водительским сиденьем.

– Машину-то надо в чистоте держать… Что ж так запустили? Всю дорожную грязь собрать хотите? – сказал Максим Петрович шоферу, появившемуся на дворе – на почтительных полшага позади начальника автоинспекции.

Лазутин выглядел таким, каким обрисовал его Кузнецов – щуплым, рыжеватым. Глаза у него – в бесцветных ресницах – были нагловатые, слегка навыкате. Он как-то не совсем естественно, заискивающе улыбался – той улыбкою, какою улыбаются на всякий случай, имея дело с властью и желая расположить ее к себе. Максиму Петровичу из-за этой своей улыбки он сразу же не понравился. В Лазутине он почувствовал тот противный ему тип вертких и скользких людей, у которых вся их жизнь, всё их жизненное устройство основаны, за неимением каких-либо других качеств, исключительно только на неискреннем угодничестве тем, кто сила, кто повыше, на всяческих маневрах и гибком лавировании. От таких людей, не раз убеждался Максим Петрович, чего-либо настоящего, прочного, бескорыстного – не жди. Они ведут знакомства, приятельства, бывают хороши и добры только там, где зависят, только если это как-то им выгодно, приносит пользу, может пригодиться. «Хозяину», у которого служат, они выказывают самую холуйскую и пылкую преданность, но лишь пока он «в седле», пока под ним не заколебалась почва. А как только это случается, такие люди становятся теми самыми крысами, что первые покидают тонущий корабль. Их пылкая преданность без промедления и задержек тут же выворачивается в нечто совсем обратное: они первые же отшатываются от своих еще вчера обожаемых «хозяев» и с тем же усердием, с каким они любили, они исполняют роль обличителей, радеющих якобы за одну только «правду и справедливость»…

Лазутин и Максиму Петровичу улыбнулся своей расчетливой улыбкой, – он, было видно, имел представление, с кем разговаривает, кто такой Максим Петрович, и без запинки соврал, что как раз собирался мыть машину, да вот – вызвали…

Максим Петрович нахмурился. Ох, как были знакомы ему такие неуклюжие увертки! Главное, что ведь сам же видит, что объяснение его годно разве что для наивного ребенка, неужто же ему не совестно? Нет, не совестно, – нагловатые глаза Лазутина глядели чисто и прямо, как будто он сказал саму святую правду… Если такой, как Лазутин, шофер остановлен инспектором где-нибудь на дороге, потому что едет с неисправным освещением, например, с одной только горящей фарой, он, не сморгнув, непременно врет, что еще пять минут назад все было в полном порядке, что лампочка погасла только что, от толчка на последнем ухабе… Если такому шоферу грозит взыскание за то, что у него разлажены двигатель, рулевое управление или тормоза, он непременно старается перевалить вину на других – на автомеханика, на заведующего гаражом, которым, дескать, он неоднократно заявлял о неисправностях, но которые не принимают мер для ремонта. При проверке же таких объяснений всегда оказывается, что никто другой не виноват, скверное состояние машины есть не что иное, как только следствие лени и безалаберности самого же шофера.

Максим Петрович не терпел шоферского разгильдяйства и, будь он вправе, взыскивал бы за него беспощадно. Недогляд, небрежность, лень, – а последствия? Совсем нередко – это катастрофа, человеческие жертвы…

– Я полагаю, за такое содержание автотранспорта было бы правильным отобрать у водителя документы месяца на два. Чтоб поумнел и понял, как надо исполнять обязанности. Как, товарищ майор? – посмотрел Максим Петрович на начальника автоинспекции.

– Так если б я один был на машине командир, тогда б она у меня сверкала! – мигом утрачивая улыбку, поспешил с оправданием Лазутин, говоря именно то, что, по свойствам его натуры, и ждал от него Максим Петрович. – А то ведь я ее по суткам и боле в глаза-то не вижу… Если хотите знать, мне на ней так совсем и ездить-то не достается. Все Як Семеныч, сам… Да вы знаете… Только отмоешь, только в порядок мало-мало приведешь, а он опять в грязь ее так выгваздает – только матюком про себя ругнешься…