Юрий Гончаров - Бардадым – король черной масти

Максим Петрович, дорогой мой старик! – чуть не сказал вслух Костя, как будто Максим Петрович своей персоною был с ним рядом и мог его слышать. – Я ж тоже факты ищу! Именно факты! Я ж понимаю, что факты – все. Только их разными путями можно искать. Можно с лупой в руке и с разными приспособлениями, улавливающими отпечатки пальцев, а можно и в нематериальной среде, через психологию… Вот, например, разве это не факт, что убийце, явившемуся за спрятанными в доме деньгами, убивать двоих мужчин на веранде было не обязательно?!

Костя возвратился к входной двери, в начальное положение. Он снова был им, ночным человеком, убийцей, снова чувствовал в своей опущенной правой руке тяжесть топора…

Повторим еще раз, теперь так, чтобы не возникало ощущения какой-то необязательности в поведении убийцы, так, чтобы в его действиях были полная естественность и логика, диктуемые обстановкой в доме.

Итак, он пришел за деньгами. Его цель – деньги. Не убийство. Он далее не знает еще, совершит его или нет, возникнут ли такие обстоятельства, которые потребуют его совершить. Психологически, морально он готов, настроен и на это, но главная цель, что привела его сюда – это деньги. Деньги.

Сердце Кости вновь гулко застучало в груди, напряженность томительного вслушивания и вглядывания в темноту, словно обручем, сковала голову у висков. Он чувствовал себя полным мрачной, жестокой, холодной, безжалостной решимости, от которой в теле затронут возбуждением каждый нерв, каждый мускул. Он чувствовал страх перед неизвестностью, в которую вступает, обычный страх преступника, что замысел сорвется, а он будет схвачен, изобличен…

С напружиненным телом, готовый к прыжку, нападению, обороне, ко всему, что встретится в следующий миг, и словно бы еще не зная, что будет дальше, по-звериному мягко, упруго ступая, Костя сделал от двери несколько шагов и поравнялся с входом на веранду. Нос его почуял спиртной запах, уши услыхали ровное, мерное посапывание спящих. Скосив сощуренные глаза, Костя различил вправо от входа узкий столик с неубранной посудой, слабо поблескивающие на нем в темноте бутылки и толстые граненые стаканы… Это видение было таким реальным, что Костя, удивившись, даже приоткрыл глаза. Столик действительно стоял, но был пуст. Просто Костя слишком хорошо запомнил фотографию, иллюстрирующую дело. Он сощурил веки – и снова произошло преображение: на плоскости пустого стола проступили очертания бутылок, тарелок, стаканов, в том порядке, в каком они стояли здесь утром девятого мая и запечатлены на фотографическом снимке.

Костя приостановился у дверного проема, на том же, что и в первый раз, месте, как приостанавливался, наверно, как должен был хоть на секунду приостановиться тот ночной человек… Мужчины спят крепко. Это ясно по их дыханию, по всей обстановке на веранде. Они распили бутылку «столичной» и еще пару бутылок с чем-то, кажется, с домашней наливкой, долго говорили друг с другом, вспоминали прошлое и, понятно, здорово устали ото всего, что пережили и перечувствовали в этот день их встречи. Их можно не опасаться. Их не пробудит осторожный скрип половиц или дверной створки, в таком сне никто из них не почувствует присутствия в доме постороннего, не очнется, не откроет глаз, не встанет с кровати. Они не помеха на пути ночного грабителя. Если бы еще предстояло искать деньги на веранде, но ведь они не здесь, они в спальне…

Вот то или примерно то, что должен был подумать, мысленно сказать себе грабитель, приостановившийся у входа на веранду. И он подумал все это, мысленно себе все это сказал и проследовал дальше.

Так же беззвучно переставляя напружиненные ноги, Костя, не входя на веранду, отошел от дверного проема и стал перед дверью в комнаты. Нет, топор он не будет оставлять в коридоре. Предусмотрительность и страх не позволяют ему сделать это: а вдруг все же проснутся те, что на веранде, когда он будет занят поисками денег, и бросятся в комнаты, на него, а у него даже не окажется в руках оружия, чтобы оборониться?

По-прежнему держа в правой руке топор, Костя левой потянул на себя массивную, сбитую из досок-сороковок, с двумя поперечными железными полосами – вверху и внизу – дверь. Она подалась, только когда он удвоил усилие, но подалась мягко, без скрипа, лишь чуть слышно скребнув низом по планке порога. Костя притворил дверь и открыл ее снова, повторив звук. Несомненно, такой звук не пробудил бы спящих на веранде, он слишком слаб. Приоткрыв дверь, ночной человек постоял бы минуту, прислушался, убедился, что Извалов и Артамонов продолжают спокойно спать, дыхание их по-прежнему доносится ровно и мерно, и направился бы внутрь дома.

Костя переступил порог, пригнувшись под притолокой, тихо-тихо, осторожно потянул за собою дверь.

Вот так бы и действовал грабитель: он миновал бы спящих, проник в комнаты, прикрыл за собою дверь и накинул на петлю изнутри крючок. Он сделал бы это смело и уверенно: раз ему было известно, где именно лежат деньги, конечно же, он знал и то, что, кроме веранды, весь остальной дом пуст, в нем никого больше нет. Грабитель сам доказал, что он знал это – ведь он, входя в комнаты, оставил свое оружие в коридоре…

Закрыв за собой на крючок дверь, грабитель тем самым преграждал дорогу Извалову и Артамонову, если бы они все же проснулись и почувствовали в доме присутствие чужого. У него же, грабителя, в случае тревоги оставалось из дома несколько выходов, которыми он мог беспрепятственно воспользоваться, – через окна. Одно окно столовой выходит в переулок с палисадником, два других – на улицу. Одно окно спальни – тоже на улицу, в кусты сирени, второе – в сад. Можно выскочить в любое из этих окон и мгновенно скрыться, растворившись в ночном мраке, оставив преследователей ни с чем.

В столовой грабитель не стал медлить – ведь здесь ему нечего было делать. Он прошел мимо обеденного стола, мимо буфета с посудой, мимо старенького облезлого пианино, повернул направо, в спальню…

На носках пройдя этот путь, Костя приблизился к комоду.

Зная, где лежат деньги, преступник пробыл бы в доме полторы-две минуты от силы: еще полминуты понадобилось бы на то, чтобы выдвинуть из гнезд шпингалеты, открыть створки окна. Самое разумное для ночного грабителя было бы воспользоваться вот этим окном спальни, что на улицу, в густые, высокие кусты сирени. Удобно, конечно, нырнуть и в сад, а дальше – через плетни, по огородам, задами – к реке… Но во дворе и саду – Пират. Он молчал, но кто его знает, – почуяв бегущего человека, еще подымет лай, набросится, перебудит всю улицу. Окно в сирень удобнее всех. Ни один глаз не увидит человека, выбирающегося через это окно, в кустах можно затаиться, оглядеться, выждать, чтобы продолжать путь в совершенной безопасности…