Станислав Родионов - Задание

Чтобы стать брюнетом, полагалось держать волосы в кашице часа три. В чалме-компрессе, в трусах, с полотенцем на плече, расхаживал Леденцов по квартире. А способы проникновения в Шатер бежали в голове кинолентой. Он видел себя страховым агентом, водопроводчиком, тараканоморителем, учителем физкультуры и даже массажистом… Бежали кинолентой и, может быть, поэтому были киношными.

И когда оперативные сюжеты иссякли, липкая чалма надоела и по влажной спине побежали знобкие мурашки, Леденцов вдруг подумал… Эта Ирка — юная девица. Он — молодой человек. Надо лишь подкараулить ее одну и познакомиться просто, что делал он не раз как в розыскных целях, так и в личных.

Леденцов сорвал с головы полотенце и направился к зеркалу — не к маленькому, а в переднюю, к трюмо. Чтобы полюбоваться. Глянув, он непроизвольно перестал дышать и осмотрелся, словно выискивая, кто это еще мог подкрасться к зеркалу…

Там, в трюмо, стоял невероятный человек — с его торсом, в его трусах, но с головой полосатой гиены. Сине-зеленые разводы сбегали с волос на лицо, разукрасив его по-клоунски. Одно ухо изумрудное, макушка цвета индиго…

Он прошелся перед зеркалом, тряхнув цветной прической и пошевелив зеленым ухом…

— О боже!

Леденцов обернулся — в открытых дверях притихла женщина, обессиленная увиденным. Между прочим, ее неуемные волосы, нетронутые никакой краской, отливали теплым огнем.

— Входи, мама, — поторопил Леденцов, безмятежно поскреб индиговую макушку и пошел докрашиваться.

Она настигла его в ванной, не сняв плаща и не сбросив дверного оцепенения.

— Боря, что с тобой?

— А что со мной? — неуверенно удивился Леденцов.

Мать разглядывала полосатую голову. Ему показалось, что ее глаза горят отраженным сине-зеленым светом.

— Зачем… эта клоунада?

— Надоело ходить рыжим.

— Не болтай.

— Хочу сделаться модненьким. Попсовым-мопсовым.

— Боря, ты перестал ходить на работу… Теперь вот это… Что же с тобой?

Понурившись, он прошептал почти испуганно:

— Мама, я влямурился.

— Что?

— Влюбился.

— В кого?

— В девушку, как горный мак.

— Какой горный мак? Скажи толком. Кто она, из какой семьи, как ее звать?..

— Ирка-губа.

В конференц-зал сошлось человек триста. Люди жертвовали обеденным перерывом. Петельников знал, что работников объединения «Полимер» привлекло не его ораторское искусство, а тема: «Правопорядок в районе». Впрочем, сильнее интриговали другие слова вестибюльного объявления, выведенные тушью мелко: «Рассказывает старший оперуполномоченный уголовного розыска, капитан В.А. Петельников».

Вел встречу заместитель директора по общим вопросам Мирон Алексеевич Желубовский. Фамилия показалась знакомой. Петельников объяснял правовую ситуацию в районе, приводил примеры, делал выводы, вспоминал случаи из личной практики, а фамилия Желубовского вертелась в мозгу неопознанной. И только когда зашла речь о несовершеннолетних, Петельников приостановился посреди фразы и внимательно глянул на усталого и нетерпеливого человека, ведущего собрание. Желубовский, отец Грэга-артиста. Разговор с родителем сам шел в руки — хоть этим помочь Леденцову.

Время доклада истекло. Петельников сказал заключающие слова и спрятал в карман незаметную бумажку-планчик. Но истекло время доклада, а не время его встречи с работниками объединения «Полимер». Пошла череда вопросов — скорых, один за другим, как вагоны бегущего поезда. Казалось, люди забыли про работу. Петельников отвечал… Сколько задержал он преступников лично; почему осужденные не отбывают полностью срок наказания; женат ли он; куда ползет кривая преступности; сидят ли в нем бандитские пули; почему их полицейские оснащены черт те чем, а у наших милиционеров одни кургузые «газики»; есть ли любовь в преступном мире; до каких пор не будут приниматься меры к Федьке по фамилии Оридорога с Сердобольской улицы, который торгует самонаваренным едким напитком под названием «Коловорот»; работают ли в уголовном розыске женщины; и все-таки: почему он не женат?..

— Кофе выпьете? — предложил Желубовский, прервавший таки лавину вопросов.

— С удовольствием, — тотчас согласился Петельников, потому что хотел и побеседовать, и кофе любил, и не знал, — где и когда еще доведется перекусить.

Они прошли в кабинет заместителя директора. Середина просторной комнаты была застлана темно-зеленым ворсистым паласом, и на нем, как на надежном плоту, укрепился полированный стол с телефонами, пара кресел и веселенький торшер, походивший на велосипедное колесо с кистями. Когда же секретарша принесла кофе не в чашечках, а в фаянсовом кофейнике, Петельникову сделалось совсем уютно.

— Да, работа у вас опасная, — сказал Желубовский, как бы продолжая встречу в конференц-зале.

— Не так для жизни, как для нервов, — уточнил Петельников.

— Видимо, трудно с рецидивистами?

— Пожалуй, нет.

— С убийцами?

— И с ними управляемся.

— А-а, нелегко с крупными расхитителями?

— Мирон Алексеевич, труднее всего с разболтанными подростками.

— Неужели они опаснее рецидивистов и убийц?

— Убийца редок, а группка непутевых ребят почти в каждом дворе ошивается.

Подобные минуты Петельников считал отдыхом. Модный кабинет, торшер, беседа, кофейник… Поэтому он глубже вмялся в эластичное кресло, вытянул ноги и отпил хорошо заваренного кофе. Но Желубовский глянул на часы, не скрывая своей занятости.

— Мирон Алексеевич, кстати: как ваш Григорий ведет себя дома? — перешел он к делу.

— А что случилось?

— Связался с худой компанией…

— Чепуха! — оборвал Желубовский. — Вы его с кем-то перепутали.

— Как же… Грэг-артист.

— Почему Грэг?

— Потому что Гриша.

— А почему артист?

— Потому что поет.

— Он поет?

— Песни на свои стихи.

— И пишет стихи?

— И на гитаре играет.

— У него есть гитара?

Петельников не ответил. Кофе вдруг показался слишком горьким, перенастоянным. Впрочем, на этот бодрящий напиток он грешил зря: кофе за хозяина не в ответе. Но капитану расхотелось говорить с отцом, который не знает, что у сына есть гитара.

— Чем же занимается эта худая компания?

— Курит, пьет, хулиганит… Почти уголовщиной.

— Здесь что-то не так. У нас же благополучная семья…

— Мирон Алексеевич, что такое «благополучная семья»?

На ответ Петельников не надеялся: уж слишком очевидна в его словах ирония. Но Желубовский, расстроенный мыслями о сыне, ничего не заметил и заговорил горячо:

— Мы с женой не гуляем, не пьем и даже не курим! У обоих высшее образование и ответственная работа. В доме полный достаток. Где он мог набраться плохого?

— Там, где бывает вечерами.