Лейф Перссон - Другие времена, другая жизнь

В каком-то смысле и Юханссон стал жертвой. Когда все его товарищи рисковали жизнью в посольстве, он сидел дома с больными детьми. Ему долго еще это припоминали: прошел уже месяц после кровавых событий, когда на двери его кабинета появилась табличка с новым, присвоенным коллегами званием: «Староста детского сада „Филер“».

Даже в отношениях с лучшим другом и партнером появилась какая-то трещинка.

Когда в их общем кабинете, находящемся в огромном здании полицейского управления на Кунгсхольмене, звонил телефон (справедливости ради надо сказать, что звонили, как правило, Ларсу Юханссону, но не тому Ларсу Мартину Юханссону, который сидел в кабинете, а какому-то другому, совершенно неизвестному Юханссону), никто из них не отвечал, пока звонивший не терял терпения и не вешал трубку.

Однако не всегда: если телефон продолжал надрываться, Ларс Мартин Юханссон отрывался от чтения бумаг, поднимал голову, принюхивался, как охотничий пес, и спрашивал:

— Это только мне кажется или в самом деле пахнет горелым телефоном?

После чего Ярнебринг поднимал трубку.

Яркие воспоминания о драме в посольстве остались и у инспектора Стрида, который был там с начала до конца. Его патрульная машина находилась на Эстермальме, и Дипломатический городок входил в его зону. Он-то как раз и прибыл первым на место происшествия, если верить его журналу, даже до того, как получил сигнал — но, как мы уже знаем, произошло это потому, что его наручные часы отставали на две минуты.

Решительные действия Стрида немало удивили его начальников и сотрудников. Стрид был известен своей, мягко выражаясь, осторожностью. У него даже было прозвище — «Мир любой ценой». С другой стороны, он и не принимал участия в активных действиях, в посольство ворвались другие.

Кстати, первым на месте он оказался не потому, что это был его район патрулирования и чисто статистически он имел наибольшие шансы. Он как раз был большой специалист избегать подобных ситуаций, особенно по весне, когда его более усердные коллеги с удовольствием заезжали в Юргорден. Причина была совсем иной.

Примерно за неделю до событий с ним связался охранник норвежского посольства, которому показался подозрительным крутившийся вокруг здания автомобиль, и попросил о вполне невинной услуге: проверить машину, «если кто-то есть поблизости». Дело было совершенно элементарное, к тому же до машины, находившейся на Юргордсбруннсвеген, было метров пятьдесят. Они с напарником остановили машину и проверили документы.

Это был довольно новый и отнюдь не дешевый «мерседес». За рулем сидел молодой человек лет двадцати пяти, а рядом с ним еще более молодая девушка. Бумаги были в порядке, ребята показались ему симпатичными, они хихикали и немножко нервничали, как нервничает любой нормальный человек, если его останавливают полицейские. Девушка, не дожидаясь вопросов, рассказала, что это машина ее родителей, они просто поехали покататься. Стрид дружелюбно покивал головой и вернул молодому человеку права. На обратном пути в голову ему приходили мысли о весне, юности и любви. Они поехали в отделение выпить кофе, и он никогда бы и не вспомнил об этом эпизоде, если бы тот же охранник не связался с ним по радио опять — через пару дней.

«Мерседес» появился снова. Охранник спросил, нет ли поблизости патрульной машины. Хорошо бы понаблюдать, что тем надо. И еще он просил заехать в посольство. Стрид вызвался помочь, не встретил по пути никакого «мерседеса» и поехал прямо в посольство. Даже странно, потому что в этом районе «мерседесы» — явление вполне обычное.

В норвежском посольстве он поговорил с охранником. Норвежец оказался приятным парнем лет тридцати пяти, сразу предложил Стриду кофе с печеньем и вел себя довольно спокойно. Норвегия, норвежцы да и норвежское посольство врагов вроде бы не имеют, но он видел этот «мерс» последние четыре дня каждый день и решил сообщить полиции прежде всего потому, что напротив норвежского располагается посольство Западной Германии.

— А ты туда звонил? — спросил Стрид.

Нет, не звонил. Из личных соображений он предпочитает вообще не общаться с немцами. Если что-то надо, он лучше поговорит со шведской полицией.

— Они отправили отца в Грини, [6] Грини — нацистский концентрационный лагерь для политических заключенных в Норвегии, недалеко от Осло (1941–1945). — объяснил он, и это понравилось Стриду, поскольку работа в полиции для него была средством зарабатывать на жизнь, а истинный интерес он испытывал к современной европейской истории. В отличие от многих коллег он не сомневался в своих политических симпатиях.

— Jeg sehonner vad dere mener (я понимаю, что ты имеешь в виду), — сказал он по-норвежски, улыбнулся и еще раз подумал: «Какой симпатичный парень».

Через полчаса Стрид уехал. Сначала он собирался написать короткий рапорт, а потом решил — обойдется. Достаточно просто пометки в служебном журнале. Охранник, конечно, славный парень, но показания его очень сомнительны. Он даже не уверен, что речь идет об одной и той же машине, хотя два раза это было именно так — ему удалось разглядеть номера. И описать водителя он тоже не смог. Первый раз за рулем был молодой человек и кто-то рядом с ним сидел, в этом он был «вообще-то уверен», однако кто был этот второй, парень или девушка, разглядеть не успел. Охранник утверждал, что во второй раз водитель был в машине один, но был ли это тот же парень, он сомневается.

Поразмыслив еще немного, Стрид решил, что всем этим кажущимся странностям наверняка есть совершенно естественное объяснение, так что можно даже и в журнал не записывать, но 24 апреля 1975 года он передумал. Уже на следующее утро он пришел в отделение, сел за машинку и написал исчерпывающий и ясный отчет о своих разговорах с норвежским охранником. Его начальник прочитал рапорт, кивнул и пообещал переслать его «этим шпионякам на Кунгсхольмене».

После этого все было тихо как в могиле, никто его не беспокоил, ничто не напоминало о прошедших событиях, и постепенно он о них забыл. И все же, надо думать, кто-то из секретников прочитал его отчет и пришел к тому же выводу, что и сам Стрид: наверняка есть какое-то банальное и совершенно невинное объяснение.

Поэтому можно представить его удивление, когда в декабре 1989 года, спустя почти пятнадцать лет, комиссар СЭПО Перссон позвонил в дверь его уютной двухкомнатной квартиры на Рёрстрандсгатан и поинтересовался, не найдется ли у Стрида немного времени побеседовать с ним о наблюдениях, сделанных им, Стридом, во время событий в западногерманском посольстве в апреле 1975 года.

Оповещение по разным причинам задержалось, и, поскольку речь шла об убийстве, опоздание полиции на место преступления имело самые серьезные последствия. Если бы все шло как всегда, может быть, удалось спасти жизнь пострадавшего или даже задержать преступника и избежать множества неприятностей. Но произошло все не так, как всегда, отсюда и результат. Единственный вывод, который ни у кого в Центральном полицейском управлении Стокгольма возражений не вызвал, — Карл XII в этом случае ни при чем.