Наталья Александрова - Завещание алхимика

– Можешь убедиться, госпожа, в великом могуществе этого талисмана!

Алхимик взял в правую руку игрушечного солдатика, валявшегося на столе. Солдатик не был еще раскрашен, Луиза видела тускло отсвечивающий свинец, из которого он отлит. Фридрих осторожно взял из открытой реторты щепотку странного искрящегося порошка, посыпал на свинцового солдатика, проговорил какую-то непонятную фразу и повернулся к свету.

По серой поверхности свинца пробежала короткая радужная вспышка, и он сделался красновато-золотым.

Алхимик протянул игрушку Луизе, проговорил вполголоса, как будто чудо превращения до сих пор волновало и удивляло его:

– Вот, госпожа! Можешь убедиться – это золото, самое настоящее золото!

– Но мне не нужно золото, алхимик! – прошептала Луиза, не сводя зачарованного взгляда с золотой игрушки. – Мне нужна молодость! Молодость!

– Когда талисман станет твоим, все будет, как ты захочешь. Уроборос осуществит твое, именно твое желание, тебе решать – золото или молодость!

– Как ты назвал эту змею? – спросила Луиза едва слышно.

Она не могла отвести взгляд от золотисто-зеленой змейки, та следила за ней маленькими живыми глазами, сверкающими, как два бриллианта, караулила каждое ее движение.

– Это уроборос, древний символ вечного возвращения, символ жизни, без которой нет смерти, символ смерти, без которой нет жизни. Вечный змей уроборос…

– Уроборос… – повторила Луиза, как эхо, и протянула правую руку, чтобы принять браслет алхимика…

Золотисто-зеленая змея удивительно увеличилась, ожила, мгновенно заполнив собой все помещение. Луиза почувствовала мутное темное головокружение, какое было у нее много лет назад, когда она избавлялась от нежеланного плода. Ей показалось, что душу ее засасывает огромная воронка, огромный темный клокочущий водоворот, пахнущий мертвыми цветами и речной тиной. Окружающий мир поблек, растаял, исчез. На смену ему явилась гулкая тьма, клубящаяся и беспокойная, как грозовое небо.

«Это смерть, – подумала Луиза, без всякого волнения, как о чем-то постороннем. – Я умерла. И пусть, лучше смерть, чем жалкая, уродливая старость…»

Беспокойная живая тьма поглотила ее, Луиза летела в бесконечном черном туннеле, и наконец впереди показался слабый, бледный, мерцающий свет, как будто там горел тусклый светильник. Черная волна еще раз перевернула женщину, как разбитый корабль, и выбросила ее на незнакомый берег…

Луиза вскрикнула от страха и боли и очнулась.

Она по-прежнему находилась в лаборатории алхимика, и вокруг нее на первый взгляд ничего не изменилось. Те же мрачные каменные стены, тот же закопченный потолок, те же полки с колбами и ретортами, те же загадочные инструменты тайного знания… только сама Луиза была совершенно другой.

Луиза чувствовала, что удивительно изменилась: пройдя темный водоворот смерти, она заново родилась и стала совершенно другим человеком, совершенно другой женщиной. В ее жилах кипела горячая, незнакомая кровь, сердце билось молодо и сильно.

Кроме того, она чувствовала непривычное жжение на правом запястье.

Взглянув на руку, Луиза увидела на ней браслет – золотисто-зеленую змейку, кусающую себя за хвост.

Браслет был горячим, как будто его только что вынули из кузнечного горна и он не успел еще остыть.

Но Луиза не думала о странном браслете, не думала ни о чем – она бросилась к столу, на котором, среди инструментов алхимика, увидела зеркало в серебряной раме.

Порывисто схватив зеркало, она долго не решалась взглянуть на свое отражение.

Что, если с ней ничего не произошло? Что, если алхимик ее обманул? Что, если она увидит в зеркале прежнее лицо с печатью усталости и увядания?

Но нет, сильное биение сердца и жар, охвативший все ее тело, говорили о другом.

Наконец она решилась, подняла зеркало и заглянула в него…

Пьянящий восторг охватил Луизу.

Это была она – и не она. Из серебряного зеркала на нее смотрело молодое, яркое, красивое лицо. Никаких морщин, никаких теней под глазами. Свежая, чистая кожа, яркие глаза…

Пожалуй, слишком яркие: глаза Луизы светились в полутьме, как у дикой кошки, точнее – как у черной пантеры. И вообще, в ее прежде мягком, женственном, уступчивом облике проступило что-то хищное, опасное…

Что-то дьявольское.

Ну и пусть! Теперь перед ней не устоит не только старый жирный герцог – перед ней не устоит ни один мужчина мира! Все они будут ползать у ее ног, добиваясь милости!

Луиза захотела немедленно проверить свою власть над мужчинами. Поблизости находился единственный мужчина, пусть жалкий, ничтожный, недостойный ее нового облика, но она не могла ждать, она должна была убедиться…

– Фридрих! – воскликнула она властно.

Но алхимик не отозвался на этот зов.

Как он посмел?!

Луиза повернулась, чтобы растоптать, уничтожить его, сжечь его в пламени своей дьявольской красоты…

И увидела в дальнем конце лаборатории обитый черным бархатом гроб, а в гробу – алхимика.

Мертвый алхимик лежал в гробу со сложенными на груди руками, и мелкие, незначительные черты его лица стали внушительными и благородными, как будто смерть сделала его совсем другим, новым человеком.

На лице его был покой и удовлетворение, как будто он одержал какую-то необычайно важную победу, сумел перехитрить ловкого и беспощадного врага.

Теперь это был не жалкий алхимик, а господин Фридрих – мудрый и могущественный маг…

В изголовье гроба горели три черные свечи в массивном серебряном подсвечнике, на груди покойника, поверх его сложенных рук, лежала черная роза.

Вера плохо спала эту ночь. Собственно говоря, в этом не было ничего удивительного, она давно уже разучилась нормально спать. Сначала муж болел, и она просыпалась каждый час в тревоге, потом, после его смерти она все равно просыпалась, ей казалось, что он зовет ее. И когда Вера окончательно приходила в себя и понимала, что голос мужа ей только приснился, заснуть уже не удавалось. Вера лежала в полной темноте, слушая редкий шум проезжающей под окнами машины и лай бродячих собак.

Потом, оставшись одна, она вообще перестала спать, во всяком случае, то тяжелое забытье, в которое она погружалась ночью, сном было назвать нельзя.

В последнее время ей спалось лучше – в светлой, тщательно убранной квартире, на чистых простынях, когда свежий ночной ветерок проникает в открытое окно.

Но сегодня на темно-синем ночном небе полыхали молнии, где-то далеко гремел гром, ветер кидал в стекло сухие песчинки. Гроза была без дождя, оттого непролитые темные тучи свисали с неба, как огромная паутина в пещере.