Анна Данилова - Алый шар луны

– Вам надо успокоиться, и мы двинемся на станцию. Войновка – это то, что нам нужно. У меня есть адрес, где мы можем остановиться и прийти в себя.

– Адрес?

– Да. Говорю же, мой друг обо всем позаботился. Нас там накормят и дадут возможность выспаться и набраться сил.

– А потом?

– А потом – в Москву!

– Я тоже ехала в Москву… У меня в поезде остались документы, вещи…

– Не знаю, как все сложится дальше, но я не могу вас сейчас отпустить. Вы просто погибнете. К тому же вас непременно привлекут за эти убийства, даже если вы их и не совершали. Вы – молодая, неопытная девушка, вы будете крайней, это я вам гарантирую. Я сам через это прошел, а уж каких историй наслушался на зоне…

– Вы хотите сказать, что будете постоянно держать меня при себе как свидетеля? А потом убьете?

– Давайте все эти разговоры оставим на потом. Главное для нас сейчас – добраться до Войновки и разыскать нужный дом. Пойдемте, обопритесь на меня… Документы… В сущности, вы могли их потерять. Как легенда, – размышлял он. – А деньги? Думаю, что я смогу помочь вам с деньгами. Но об этом тоже потом.

Ветер дул им в спины, словно толкал вперед, в темноту, пронизывая насквозь, выстужая последнее тепло и мысли… Надя решила про себя, что ей лучше вообще ни о чем не думать, а лишь положиться на этого Григория, тем более что она находится теперь от него в полной зависимости. И может, это даже хорошо, что им в Войновке будет где остановиться и перевести дух – не возвращаться же ей в Уренгой! Другое дело – деньги, ее деньги, которые она украла с холодным сердцем, думая лишь о том, как бы ей самой выжить и начать новую жизнь. Где-то они теперь? Скорее всего, их нашли работники милиции, которые сейчас наверняка работают в их вагоне, на месте преступления – ведь убита проводница. И соседка Нади по купе – старушка божий одуванчик – взахлеб рассказывает им о том, как выглядела ее пропавшая попутчица и что эти вещи – ее, этой девушки. Понятное дело, что по документам, которые находятся в ее сумочке, нетрудно будет выяснить фамилию пропавшей. А позже, когда по милицейским сводкам пройдет информация, что Надежда Агренич – воровка и находится в розыске, то и искать ее будут уже не просто как пропавшую пассажирку (которая, кстати, и не была зарегистрирована в этом поезде и о которой им станет известно лишь от соседки по купе), а как преступницу.

Вот и получалось, что этого сбежавшего «каторжника», как она его сама про себя называла, ей словно бог послал. И хотя он на самом деле преступник, она не чувствовала себя с ним в опасности. Что-то такое было в нем, возможно, мужская сила, которую она так искала в Егоре. И даже теперь, когда они шли, взявшись за руки, куда-то в ледяную темноту и неизвестность, Наде было легче от сознания, что она не одна и что в самом скором времени она, помеченная, как и он, преступной меткой, облегчит свою душу – расскажет ему о том, что привело ее, добропорядочную с виду девушку, в этот мчащийся в далекую Москву поезд… И про подушку с долларами тоже расскажет.

– Вот, смотри, огни… Это – Войновка. Дай бог, чтобы все у нас получилось! Да, и еще… Если тебя о чем-то спросят, скажешь, что на тебя напал в тамбуре неизвестный тебе мужчина и что это он выбросил тебя с поезда, хорошо? Это я тебе так, на всякий случай говорю. А вообще-то, извини, что так все вышло. Я не мог оставить тебя в поезде, просто не мог.

– Но почему? – вдруг возмутилась она и даже остановилась, чтобы перевести дух. – Что такого случилось бы, если бы вы меня оставили там? Выпрыгнули сами с поезда и решили бы самостоятельно свои проблемы. А я-то тут при чем?

– Ты – свидетельница, понимаешь? Я же убил Опарина! Почти на твоих глазах!

– Неправда! Я ничего не видела и ничего не знаю… И мне вовсе не обязательно было прыгать с поезда… – До нее вдруг только сейчас начал доходить весь ужас того, что с ней могло произойти во время прыжка. Она могла вся переломаться и стать инвалидом, а то и просто удариться головой о твердый кусок льда или камня и погибнуть. – Я же могла умереть!!!

– Я думал, ты не в себе после того, что с тобой произошло… И, помимо того, что я хотел, чтобы свидетель был рядом со мной, хотя бы до поры до времени, я собирался как-то позаботиться о тебе…

– Вроде на идиота вы не похожи. Но, вероятно, это не я, а вы были не в себе после всего, что произошло!

Она вдруг осеклась. Стоп! Надо остановиться. В поезде произошло убийство. Убили проводницу и сбежавшего заключенного. Труп проводницы обнаружили в ее служебном купе, тело же Опарина – где-нибудь на насыпи (нет, еще только обнаружат). Трупа воровки Надежды Агренич не найдут. Следовательно, подумают, что проводницу могла убить и она! Раз сумела перешагнуть одну нравственную грань и украсть, то следующей гранью может быть и убийство. Рассуждать на эту опасную тему можно бесконечно.

– Ладно… Не хочу больше ничего обсуждать. Давайте уже добираться до вашей Войновки! Там на месте все и обсудим.

– В любом случае я не буду вам мешать… просто нам надо договориться, что сказать, в случае если нас поймают…

– Говорю же – давайте помолчим, а то я за себя не отвечаю!

Она почувствовала себя нехорошо, ее затошнило, словно реакция на последние события началась только что. И нервы… Даже плечи словно окаменели, напряглись. Ее охватила страшная, темная тоска…

Есть такие женщины, которым идут даже домашние платья. Вот и Стелла, открывшая мне дверь, в любой одежде выглядела бы самым соблазнительным образом. И дело не в фигуре, а в лице, в тех незаметных и гениальных его пропорциях, делающих его привлекательным, запоминающимся. Породистая натуральная блондинка с нежной кожей, носиком уточкой, раскосыми глазами и полными губками.

Несколько минут она рассматривала меня, пытаясь, вероятно, вспомнить, где видела меня раньше. Но не вспомнила.

– Вас зовут Стелла? – спросила я, хотя и так знала, что это она, соперница убитой Нади Агренич.

– Да… – Она захлопала длинными ресницами.

– Я приехала из Москвы, из прокуратуры, расследую дело, связанное с исчезновением или, возможно, убийством Надежды Агренич. Думаю, что я пришла по верному адресу.

Я говорила очень уверенно, так, словно на самом деле много лет проработала в прокуратуре и для меня все двери были открыты.

Вот теперь красивая Стелла изменилась в лице и сделала несколько шагов назад, попятилась внутрь квартиры, словно от меня повеяло холодом.

– Проходите, – произнесла она самым обреченным тоном.

Я прошла, Стелла предложила мне сесть в столовой за стол. В квартире пахло ребенком – смесь запахов подгоревшего молока, свежевыглаженного белья и еще чего-то неуловимо нежного, солоновато-сладкого, детского.