Душан Митана - Конец игры

Славик смекнул: он дает мне шанс, было бы ошибкой не пойти на предложенный компромисс…

— И мне весьма огорчительно, что дело приняло такой неприятный оборот, — сказал он примирительно. И добавил: — Короче говоря, товарищ Петрушка и впредь остается членом моей съемочной группы. Я вас правильно понял?

Славик мог, конечно, воздержаться от этого уточнения, но не устоял перед соблазном — пусть Регора выскажется без обиняков.

Через секунду-другую он услышал уклончивую фразу такого содержания:

— Неясности необходимо прояснять.

— Я придерживаюсь того же мнения, — согласился Славик, довольно ухмыляясь. — Приятного полета, товарищ замдиректора.

— Спасибо, товарищ режиссер… Кстати, не хотите ли что-нибудь передать вашей жене? Я мог бы ее навестить. Она же в Праге, не правда ли?

Ну ясно, Каролко, тебе да не знать этого!

— Как всегда, вы потрясающе осведомлены, товарищ замдиректора. Благодарю за любезность, но завтра вечером она уже возвращается…

— Так скоро? — спросил Регора с наигранной наивностью и тут же добавил, с наслаждением смакуя каждое слово: — А я-то думал, в наркологической лечебнице пекутся о своих пациентах значительно дольше. — И прежде чем Славик собрался с силами ответить, Регора с довольным смешком повесил трубку.

С минуту Славик растерянно держал трубку в руке, не зная, смеяться ли ему или рвать и метать. В конце концов, баш на баш, рассудил он. Мы оба добились своего. Каждый получил, что хотел: я — Петрушку, а он позубоскалил на мой счет.

В отношениях между Славиком и замдиректора Регорой чувствовалась явная напряженность, но, по общему мнению, это был всего лишь отвлекающий маневр, оговоренный прием, рассчитанный на наивных идиотов — кто же попадется им на удочку, мы-то все знаем, нас не поймаешь на фуфу, коллеги.

Петер Славик окончил сценарный факультет Института музыкального и театрального искусства более или менее по необходимости — его не приняли на факультет кино и телевидения пражской Академии художеств. Но коль скоро он хотел стать режиссером (а он хотел), то ему не оставалось ничего другого, как терпеливо работать, учиться и ждать случая. Учиться, набираться опыта, но где и как? Конечно же, старым, опробованным способом — в съемочной группе. Он, естественно, с большей охотой работал бы на киностудии, но ему удалось зацепиться на телевидении: против ветру не надуешься, высказалась по этому поводу Гелена, знаток цитат, пословиц и поговорок. Четыре года он работал ассистентом режиссера, набирался опыта и ждал случая — и тот не преминул подвернуться. Конечно, он мог подвернуться и менее драматичным образом, но подвернуться все-таки должен был. Режиссера, которому он ассистировал, незадолго до начала съемки хватил инфаркт — нет, упаси бог, режиссер не умер, нет, и все же самым счастливым этот старт не назовешь: карьеру свою Славик построил на несчастье другого — и такие слышались разговорчики. Что он мог сказать на это? Как защититься? Он послушался совета «пострадавшего» режиссера Светского — э, плюнь на все, с дураками не спорят, зряшная трата времени и сил. То был отличный режиссер и умный человек. Славик понимал свое счастье — не такое уж это избитое сочетание — он многому научился у Светского и был ему за то благодарен; Светский дал ему возможность приобщиться к инсценировке на первых же порах, и Славику показалось совершенно логичным, что после этого злополучного инфаркта и по желанию самого же Светского завершить работу обязали его. В том-то и дело! И хотя он отснял всю инсценировку сам, все равно считал, что это лишь завершение работы, и признание (они получили главный приз на большом международном фестивале) воспринимал как успех Светского. Ложная скромность? Скорей объективная констатация: в скромности его вряд ли можно было когда-нибудь упрекнуть. Понятно, это вдохновило его, он убедился, что в какой-то степени овладел хотя бы основами ремесла, обрел уверенность в своих силах и даже почувствовал, что в будущем у него достанет способностей создавать и собственные вещи.

Кто был автором сплетни, ставшей причиной напряженных отношений Славика и замдиректора Регоры? Да так ли уж это важно? Сплетня, пожалуй, потому и есть сплетня, что автором ее является как бы не конкретное лицо, она рождается как бы коллективным подсознанием, благодаря чему и может стать всеобщим достоянием. Сплетни подобны стихийным бедствиям; можно ли кого-нибудь обвинить в землетрясении, кроме абстрактной Природы? Само собой, причины землетрясения существуют — наука знает о них, не правда ли? — как существует и причина достоверной информации: Славик получил режиссуру потому, что ему покровительствовал замдиректора Регора, а мы-то знаем, почему замдиректора Регора покровительствует ему, дело ясное — ведь жена Славика и Регора… Как? И вы не знаете, что они путаются? Охо-хо, уже долгие годы…

Итак, причина существовала, неправдоподобная, бессмысленная, но тем более благодатная — чем невероятнее причина, тем упорнее сплетня цепляется за жизнь. Гелена действительно была знакома с Регорой уже давно, как была знакома и со многими другими так называемыми сильными мира сего, с Регорой они были даже на «ты»; разве этого мало?! Так почему ж в таком случае не допустить, что они спят вместе? Возможно ли? Конечно, на этом свете все возможно!

Гелена, узнав об этом, была приятно польщена; смеялась довольно, сладко, будто он почесывал ее по животику. А Регора? Тот молча, с высоты своего величия улыбался, как-никак ниже его достоинства отрицать такую вопиющую бессмыслицу; особенно, если она цветет пышным цветом и без его усилий. Лишь по истечении времени, когда сплетне уже грозило забвение, когда родились сплетни новые, что ж, пришла пора оживить и ее, бедняжку, ведь она еще не совсем испустила дух — она просто затаилась. Ну, а как оживить ее? Да хотя бы тем, что ее опровергнуть! Замдиректора Регора вдруг, ни с того ни с сего, по прошествии полутора лет, опроверг на профсоюзном собрании ничем не оправданные пересуды, которые, к сожалению, все еще бытуют в определенных кругах и которые суть не что иное, как гнусные каверзные сплетни, подрывающие основы социалистической морали… все мы хорошо знаем, что товарищ Славик был назначен на должность режиссера по общеизвестным причинам, и правомерность этого назначения он более чем убедительно доказал успешной самостоятельной работой, и так далее и тому подобное, кто все это упомнит.

Это было смелое, веское, принципиальное и честное выступление — сплетня аж визжала от радости; а Славик был уверен, что Регора снова мило потешается — на его счет. Но мог ли он в чем-либо упрекнуть его? Пожалуй, лишь в бестактной неуместности опровержения — пусть даже с самыми лучшими намерениями.