Деклан Хьюз - Дурная кровь

Она долила мне коктейля и похлопала по плечу. С беспокойством посмотрела на входную дверь, и мне стало интересно, что это за дела у нее. То ли кто-то должен был сюда прийти, то ли ее где-то ждали.

– Что еще ты хочешь услышать от меня? – спросила она.

– Расскажи мне про Сеозама Маклайама.

– Это парень из совета, который утонул, верно? Боже, это ужасно! Остались трое сыновей…

– Они с Питером близко общались?

– Я не знаю.

– Деньги Халлигана были взяткой Маклайаму?

– Я же сказала, что не знаю.

– Такое впечатление, что ты ничего о Питере не знаешь. Как будто вы жили отдельно.

– Это очень похоже на правду. И мы в конце концов нашли силы признать это.

– Томми говорит, что ты не любила Питера с самого начала. Тебе нужны были только его деньги.

– Томми считает, что я никого не могу полюбить – из-за того, что в глубине души люблю его. Видимо, так глубоко, что никто кроме него самого этого не замечает. И вообще, я что, подсудимая?

– Итак, ты не знала Сеозама Маклайама?

– Опять. Я знала о нем.

– Питер собирался встретиться с кем-то, чьи инициалы Дж. У., в тот вечер после тебя. Дж. У. – Джозеф Уильямсон – английский вариант Сеозама Маклайама. Ты что-нибудь знала про эту встречу?

– Нет. Погоди… Он сказал, что, возможно, ему придется выскочить минут на пять, чтобы разобраться с каким-то вопросом по строительству. Но это все. Он не сказал, с кем встречается.

Пять минут. Достаточно времени, чтобы передать мешок с деньгами неподкупному советнику и убедить его изменить свое решение по поводу переделки земель гольф-клуба Каслхилла. Решение, которое разрушило бы репутацию Маклайама, лишило бы его политической поддержки. Потом он позвонил и растаял в воздухе. Бессмыслица.

Я подошел к окну. Луна была такая большая, что казалось, вот-вот лопнет. Живот болел в том месте, куда врезал Толстяк Халлиган, а голова гудела от удара, которым я поразил Голубую Бейсболку. Линда встала сзади и положила мне на плечо руку.

– Я ничего не смогу сделать, если ты не хочешь помочь мне. Ты должна рассказать все, что знаешь.

– Я не могу рассказать тебе все, Эд. Я не уверена, в том, что знаю. То, что, по моему мнению, могло произойти… то, чего я боюсь… ты должен выяснить это. Я хочу, чтобы ты это выяснил.

Обернувшись, я посмотрел ей в глаза. Не знаю, что я там искал, но увидел лишь холодный страх.

Я направился к парадной двери. Линда пошла за мной и остановилась в холле, внимательно осматривая полки буфета в поисках ключа от ворот.

– Знаешь, тебе лучше не садиться за руль, – сказала она.

– Когда я уезжал отсюда, езда в пьяном состоянии была национальным спортом. Что случилось? К нам внезапно прорвалась цивилизация?

– Не совсем. Может, только намек на нее.

Но когда я вышел на воздух, ноги у меня подогнулись. Спокойно. Поеду с открытыми окнами, и все будет в порядке. Линда дошла до машины вместе со мной, посвистывая своему коту. Автомобиль произвел на нее впечатление.

– Это машина моего отца. Ты ведь знаешь, они с Джоном Доусоном держали гараж. Они росли вместе.

У Линды засветились глаза.

– Питер что-то такое говорил: «Все идет из Фэйган-Виллас». Ты понимаешь, что это значит?

Я покачал головой.

– Я тоже не знаю, – сказала Линда и открыла мне ворота.

Я направил «вольво» на узкую дорогу, остановился под знакомым платаном на Каслхилл-роуд и закурил.

Фэйган-Виллас. Там выросли мои родители, Джон и Барбара Доусон тоже. Пятьдесят лет назад они все были детьми. И все начинается оттуда. Но что? Что – все? Тело, найденное в бетоне в основании ратуши Сифилда? Фотография отца и Джона Доусона? Тот факт, что две коробки с названием «Семья» из кабинета Питера Доусона оказались пустыми и фотографии, где двое мужчин стоят рядом, исчезли? Я сидел, курил и ждал.

Через полчаса темно-серый «лексус» с затемненными окнами проехал из Каслхилла и свернул к дому Линды. Еще через пятнадцать минут я вышел из машины и пошел по узкой дороге к автоматическим воротам. «Лексус» был припаркован около темного дома Линды. Я посмотрел на номерной знак. Кроме того, я нашел название фирмы, отвечавшей за мониторинг этого небольшого огороженного высоким забором мирка. Фирма называлась «Иммьюникейт».

Меня остановили у самого начала Каслхилл-роуд. Двое полицейских подошли, осмотрели машину, затем один из них постучал в окно. Я опустил стекло.

– Красивая машина, сэр. – У полицейского были бледно-голубые глаза и надменно поджатые тонкие губы.

– Спасибо, – сказал я.

– Вы знаете, что у вас не заплачены налог и страховка?

– Да. Машину отремонтировали только сегодня, мне нужно было ехать.

– Полагаю, прав у вас тоже нет?

– Почему же? Права есть. Только не с собой. Меня зовут Эдвард Лоу. Я приехал из Америки на похороны. Поэтому все немного… ну, вы понимаете…

– Да. Вы пили сегодня, сэр?

– Да, немного. Одну или две рюмки. Или три.

– Выйдите из машины, пожалуйста, сэр.

Я уже подумал об этом и решил, что выходить из машины мне не хочется. Что мне действительно хотелось, так это повернуть ключ в зажигании, пока полицейский на несколько мгновений отошел в сторону, чтобы дать мне открыть дверь, и рвануть с места. Я свернул влево, чтобы не наехать на второго полицейского, который побежал к своей машине включить мигалку и сирену, и махнул мимо Бэйвью по Сифилд-роуд мимо Фэйган-Виллас в Куорри-Филдс.

Оставив машину перед домом, чтобы им было легче до меня добраться, я вбежал внутрь, где меня ожидало несколько сюрпризов.

Первое. Кто-то перерыл весь дом сверху донизу. Были вывернуты все ящики, со всех кресел и стульев содраны сиденья, столы разбиты вдребезги. Весь пол толстым слоем покрывали разорванные книги, разбитая посуда и клочья обивки.

Второе. Я припарковался на том месте, где до того стояла взятая напрокат машина. Что означало ее исчезновение? Машина с «глоком» и обоймами Томми Оуэнса в багажнике испарилась.

Третье. Томми Оуэнса нигде не было видно.

Четвертое. Вой сирены слышался все отчетливее. Как только он утихнет, копы арестуют меня, и я проведу ночь за решеткой в полицейском участке Сифилда.

Я вышел и сел на крыльцо. Томми Оуэнс оставил несколько глотков виски в бутылке. Я выпил остатки при свете луны и стал ждать, когда подъедут полицейские.

Такси из аэропорта доставило меня до дома. За садом хорошо ухаживали; повсюду росли красные и желтые розы, живая изгородь была ровно подстрижена. Я подошел к парадной двери и позвонил. Мне открыл отец – такой, каким он был в двадцать лет, сразу после свадьбы. Он посмотрел на меня, но не узнал. Мама подошла к двери. Ей тоже было лет двадцать, и она была беременна. Они постояли на пороге немного, как будто позировали для фотографии. Сначала мама улыбнулась, но скоро её улыбка угасла, и чем дольше я стоял там, тем испуганнее она выглядела. Потом она стала на глазах стареть, волосы поседели, кожа сморщилась. Отец заслонил ее и жестом приказал мне уйти. Потом он закричал на меня и вытолкал на дорогу. Через какое-то время он тоже стал выглядеть старым, злым, кожа натянулась на скулах. Потом у него почернели глаза и ввалились глазницы. Он исчез, и мама хлопнула дверью у меня перед носом. Так я и стоял в Куорри-Филдс, не зная, кто я, куда идти, что делать.