Вера Русанова - Туманный берег

- Пока не скажешь, что именно я должен увидеть - с места не сдвинусь, сожру пингвинячий "Вискас" и выпью и твое пиво, и свое!

- Серега, я серьезно говорю!

Красовский с тяжким вздохом встал, заправил рубаху под ремень и неохотно поплелся к двери, скорбно насвистывая мелодию из "Леона".

Автобуса не было минут пятнадцать. В результате до метро пошли пешком и в кафе оказались только в десять вечера. Народу было полно, и джазовый ансамбль в этот раз играл довольно вдохновенно.

- Вот видишь - раз, - сказал Андрей, указывая пальцем на ярко освещенный пятачок музыкальной эстады. - Вот видишь - два, - он показал на столик, за которым в ту ночь сидела Лиля Бокарева. - И вот видишь - три. Красовский послушно перевел взгляд на освещенную стойку бара. - А вот теперь соображай в свете вышесказанного! В ту ночь саксофонист заболел! Только в ту ночь! Безо всяких там предварительных объявлений. Факт тот, что музыкантов не было. Далее! Все остальные столики - в полумраке. На синие пальцы запросто могли не обратить внимания. А теперь мысленно прочерти её маршрут от туалета до столика. Ну, прочерти!

- Елы - палы! - Красовский тихо присвистнул и покачал головой. - Вы правы, Холмс, это элементарно!.. То есть, этой бабе, Бокарева это была или кто-то еще, логично было бы возвращаться к своему столику или между других столов или, если уж по свету, то мимо музыкантов, да?

Щурок молча кивнул, не отводя взгляда от молодого рыжего саксофониста.

- ... Стойка бара, если она не собиралась ничего заказывать, ей никуда не уперлась?

- Точно. Ей пришлось сделать лишнюю петлю. И единственное этому логичное объяснение - стойка бара тоже была ярко освещена, а музыканты в тот день, ах, какая невезуха, не играли!

- То есть ей любой ценой надо было продемонстрировать свои руки, надо было, чтобы синие пальцы запомнили, а музыкантов нету! А весь план летит к чертям!

- Вот именно. А руки надо продемонстрировать, чтобы ткнуть нас носом сначала в болезнь Рено, а потом в карточку Муратовой. И чтобы мы, идиоты, догадались, наконец, что у той не может быть детей и начали выяснять все про девочку!

- Елки! А ведь похоже на правду? - Красовский полез за сигаретами и закурил. - Конкретно похоже. Бокаревская жена садится за дальний столик, кто-то заранее продумывает, что когда она выйдет пописать или позвонить, другая баба профланирует мимо музыкантов и ручками своими покойницкими покрутит. А музыкантов нет! А что делать! А умный другой бабец тогда падает возле стойки! Бешеной собаке семь верст не крюк!

- Только вот откуда эти "другие" могли знать, что Бокарева сядет именно за тот столик? - тихо сказал Андрей. - Они ведь должны были это знать совершенно точно. Иначе все наши рассуждения и их гипотетические планы летят к чертовой матери... То ли эта Лиля о чем-то крупно не договаривала, то ли...

- То ли пива я с тобой больше не пью, - сердито закончил Серега. Устраиваешь тут игры в "ситуации". Со львенком логично - не нравится, с саксофонистом логично - не нравится! Чего тебе ещё надо? Чего тебе теперь хочется? Куда-нибудь в Южное Бутово смотаться? Просто так, чтобы косточки на ночь глядя размять?

Щурок отрицательно помотал головой, тоскливо глянул на сигареты Красовского, достал из кармана таблетку от курения и, сморщившись, положил в рот:

- Мне хочется поближе познакомиться с нашей дорогой Натальей Слюсаревой. А так же понаблюдать за безутешным Вадимом Бокаревым и пораскинуть мозгами на тему того, кто ещё мог претендовать на наследство Тима Райдера...

* * *

Она хотела закричать, но баба была противная и сильная. А ещё от неё так резко и отвратительно воняло дешевой туалетной водой, что Марина чуть не задохнулась. Она толкнула бабу локтями в грудь, неловко зацепилась мизинцем за бретельку её бюстгальтера, брезгливо отдернула обе руки. А та уже шипела ей в лицо, тряся черными патлами:

- Ты, зараза! Думаешь, я тебя испугаюсь, да? А я никого уже не боюсь, поняла! Сейчас мы ко мне поедем, и ты у меня будешь сидеть, ждать, пока он тебя выручать не заявится! Мне ждать надоело, поняла? Бояться надоело, поняла!

Она так истерично выкрикивала это свое "поняла", что Маринка по-настоящему испугалась. Послушно села с бабой в машину, послушно вылезла возле мрачной панельной пятиэтажки, послушно потрусила вверх по лестнице. Черноволосая тетка, естественно, не представилась, но она и так готова была спорить хоть на миллион, что это и есть Наталья Слюсарева. И похоже было, что по голове ей дали сильнее, чем могло на первый взгляд показаться.

Догадки вскоре подтвердились. Баба ввалилась вслед за Мариной в прихожую, оттолкнула её к противоположной стене, заперла дверь и быстро заговорила, сверкая подведенными глазами:

- Чего ты про меня расспрашивала, а? Думала мне не передадут, а? Он тебя послал, да? Он? Или ты из ментовки?

- Вы что-то путаете... Вы, наверное, что-то неправильно поняли? Я вас не знаю.

- Я тебя тоже не знаю, стерва, но зато я в курсе о чем ты в "Прибое" с Лизкой трепалась. Лизка, она дура, конечно, но не предательница!

Из-за угла вывернулась черная, похожая на моток растрепанной шерсти собака. Противно тявкнула и забилась под вешалку. Марина со стыдом поняла, что ей ужасно хочется в туалет. То ли от страха, то ли просто от того, что расшалились нервы.

Баба была такая близкая и такая страшная, явно ненормальная. Но с физиологическими потребностями организма не очень-то поспоришь.

- Извините, можно мне на минуту в уборную? - спросила она.

- Что? - растерялась та. Потом закрыла ладонью пол-лица и зажмурилась, словно пытаясь понять, что же происходит. - Можно... Да, можно... Только ведь через вентиляционную трубу все равно не убежишь.

"А если бы я здесь достала ножик или пистолет?" - отстраненно подумала Марина, закрываясь на шпингалет. - "Лоховатая ты, тетушка. Лоховатая!"

Слюсарева ждала её у двери, скрестив руки на груди. Теперь она казалась более спокойной. Кивком указала на табуретку, стоящую на кухне, процедила сквозь зубы:

- Садись, рассказывать будешь. Или, если ты ментовская, предъяви удостоверение, и с миром разойдемся.

Марина в "ментовке" не служила, предъявить ей было нечего. Поэтому она покорно опустилась на табуретку, лихорадочно соображая, что же теперь делать.

- Ну? - сказала Наталья, тяжело, по-бабьи наваливаясь обоими локтями на стол. - Сама расскажешь или по пунктам спрашивать? Откуда у тебя такой интерес к моей персоне и к моему бедному покойному мужу? Кто тебя послал и чего хотел?

- Ты же сказала, что знаешь - кто!

- Я-то знаю, но хочу от тебя услышать.

Терять ей было нечего, и она избрала, как казалось, наиболее безопасный и безобидный путь.

- Подруга послала, - Марина осторожно подбирала слова. - Точнее, не послала. Я сама, по собственной воле, помочь ей захотела.