Пьер Сувестр - Фантомас создатель королев

— Ты молодец, малыш! — сказал комиссар чуть дрожащим от волнения голосом.— Ты спас нашу Элен! Правда, я позаботился об этом несколько раньше...

— Каким образом?

— Очень просто! Узнав, что па королеву готовится покушение, я вынул из королевской кареты высокие сиденья. В результате Элен оказалась бы ниже линии прицела, и террорист все равно промахнулся бы...

— А как вы узнали о готовящемся покушении?

— Сегодня утром, проходя через площадь Оперы, я увидел итальянского террориста, лицо которого мне хорошо знакомо. Заподозрив недоброе, я стал следить за ним и раскрыл его замысел. Но решил действовать самостоятельно, чтобы не поднимать паники...

— А вы видели, что Фантомас...

— Да, он кинулся, чтобы развернуть карету... Ты прострелил шины, а я стибрил сиденья! — сказал Жюв, смеясь.— Таким образом, у нашей Элен была тройная страховка. Я думаю, что, имея такую защиту, она может ничего не опасаться!

Итак, благодаря счастливому стечению обстоятельств и усилиям своих защитников, Элен благополучно спаслась от покушения. А что же произошло с кайзером Вильгельмом? Для него опасность была по столь велика, ведь гнусный террорист, по каким-то ему одному известным причинам, целился именно в королеву Вильхемину.

Находясь в следующей карсте, император стал свидетелем драматической сцены. Но, в отличие от королевы, которая при виде опасности гордо выпрямилась во весь рост, немецкий монарх в испуге бросился плашмя на пол своего ландо, крича во весь голос; «Назад! Назад!» Подобный маневр не был предусмотрен протоколом, и кучера сделали то, что и должны были сделать,— пустили лошадей в галоп и, следуя за каретой королевы, подкатили к подъезду Оперы.

Когда Элен вышла из карсты, ее окружили царедворцы, всячески выражая ей свое восхищение и справляясь о ее самочувствии. Вместо ответа она только милостиво кивала и улыбалась. Гораздо больше, чем она, больше, чем все присутствующие, был взволнован Грундал. Он был так предан престолу, так дрожал за жизнь королевы Вильхемины, что даже забыл о произошедшей подмене.

— Клянусь Вашему величеству,— проговорил он дрожащим от волнения голосом,— что я готов отдать всю свою кровь до последней капли, лишь бы вам не пришлось вновь пережить столь ужасные события! Ваше величество может не сомневаться, что виновные будут найдены и сурово наказаны!

Элен улыбнулась, видя искреннее волнение старого солдата.

— Господин генерал,— сказала она,— человек, который покушался на мою жизнь, конечно, негодяй, по я не хочу ему мстить. Насколько мне известно, королеве в вашей стране принадлежит право помилования. Так вот, я хочу воспользоваться этим правом, пока нахожусь на троне. Я приказываю вам прекратить поиски преступника.

Грундал был не в силах скрыть свое смущение.

— Пусть Ваше величество не прогневается на старого слугу престола,— пробормотал он,— но не чрезмерно ли проявляемое вами милосердие?

— Милосердие никогда не бывает чрезмерным,— ответила Элен.

Несколько секунд генерал боролся с волнением, затем проговорил тихо, так что его услышала только Элен:

— Позвольте сказать вам, что моя глубочайшая преданность королеве Вильхемине распространяется также на ту, которая сумела ее заменить, проявив качества ума и сердца, достойные королевы!

Милостивая улыбка была ответом старому генералу.

Тем временем император Вильгельм с трудом выбрался из своей карсты. Чувствовалось, что он еле держится на дрожащих ногах.

— Надеюсь, Ваше величество не пострадали? — осведомился он. — Слава Богу! А я очень испугался... Я полагаю, Ваше величество отменит представление?

Элен высокомерно посмотрела па гостя. Страх могучего тевтонца внушал ей презрение.

— Мы не можем обмануть ожидания тех, кто пришел сегодня в театр ради нашего появления,— холодно проговорила она.— Не будем забывать, что вежливость — добродетель королей.

Император вынужден был подчиниться, хотя недовольство явно читалось на его лице. Рука об руку оба монарха поднялись по лестнице и вскоре заняли свои места в королевской ложе. При их появлении публика поднялась со своих мест и разразилась приветственными криками, но при этом все приветствия относились только к королеве Вильхемине, то есть к отважной, великодушной и нежной Элен!

Выбравшись из водоворота толпы, Жюв и Фандор обсуждали случившееся и пытались разобраться в его сути. Каким образом Элен оказалась на место королевы? Почему она играла роль Вильхемины?

— Я ничего не понимаю,— признался Жюв.— Почему она согласилась? Кто и каким образом мог ее принудить? Это могли бы сделать противники королевы, но в числе тех, кто сопровождал Элен, я видел Грундала. Он предан Вильхемине душой и телом, и уж он-то никак не мог ошибиться и принять Элен за Вильхемину!

Все эти вопросы гораздо меньше волновали Фандора. Для него в данный момент было важно, что Элен жива и здорова, и беспокоило его не столько прошлое, сколько будущее: что ожидает Элен? Не грозят ли ей как королеве новые опасности?

— А где Вильхемина? Куда делась настоящая королева? — вздыхал Жюв.— С ума можно сойти!.. Кстати, Фандор, я могу сообщить тебе одну важную новость: вчера на железнодорожном вокзале схватили и увезли какую-то женщину. Сейчас она находится в государственной тюрьме. Я подумал: может быть, это и есть самозванка?

— Нет... Самозванка — Элен...

— Тогда, может быть, это женщина, которую приняли за Элен?

Тут Фандор хлопнул себя по лбу: он вспомнил рассказ Жоффруа Бочки и Бенуа Сундука.

— Ну конечно! — воскликнул он.— Это же Бобинетта! Ее приняли за самозванку...

Жюв сжал рукой плечо Фандора:

— Если это так, малыш, то все складывается наилучшим образом! Что касается Бобинетты, то ей недолго оставаться в тюрьме...

По окончании представления мнимая королева Вильхемина и кайзер Вильгельм вышли из Оперы и сели каждый в свое ландо. В соответствии с протоколом, кортеж направился па вокзал, откуда должен был отбыть специальный поезд германского императора. Вильгельм несколько оправился от страха и довольно внятно отвечал на адресованные ему слова и комплименты. Как и положено, он наградил нескольких голландских сановников немецкими орденами и почетными званиями германской армии. В заключение церемонии он повернулся к той, кого считал королевой Вильхеминой:

— В этот момент прощания я прошу Ваше величество принять от меня как от монарха выражение самого глубокого почтения, а как от человека — пожелания самой искренней дружбы! Прием, оказанный мне Вашим величеством, останется в моей памяти как пример истинной любезности, очарования и благородства.

Это был просто мадригал!