Аркадий Гендер - Траектория чуда

- Прошу вас, господа, - сказал он, жестом приглашая нас садиться на стулья, стоявшие к этой тройке лицом, как будто для экзаменующихся перед авторитетной комиссией. - Итак, это у нас господа Неказуевы, Эльвира Всеволодовна и Глеб м-м... Аркадьевич?

Голос у него был высокий и с какими-то ларингитными привизгами. Хотя эти слова он произнес, обращаясь с легким полупоклоном к мумифицированному дяде Сэму, тетка Эльмира приняла их на наш счет, и активно закивала, начала поправлять, что только она, дескать, Эльмира, а не Эльвира, и по мужу Чайковская, а не Неказуева, но ее никто не слушал. "Что за черт, ни здрасьте тебе, ни добрый день!" - моментально начал заводиться про себя я, раздражаясь на барство хозяев кабинета и на теткину бестолковость, однако решил до поры сдерживаться, и послушно уселся рядом с теткой. Дядя Сэм как бы в ответ на слова пухлого слегка наклонил голову, и в выцветших стариковских глазах его мелькнул живой интерес. Пухлый продолжил, обращаясь все так же к мумифицированному:

- Мы тщательно изучили все бумаги господ Неказуевых, и сделали вывод, что они имеют все основания претендовать на родство с миссис Ольгой и, соответственно, на ее наследство. Мы хотели только, если вы помните, сличить ксерокопии представленных нам ранее документов с оригиналами, которые должна была принести Эльмира Всеволодовна, и, главное, убедиться в наличии знака.

Слово "знак" он произнес с пиететным благоговением в голосе. Бернштейн опять кивнул. Интересно, мумия только понимает по-русски, или и говорить может тоже?

- Да, я привезла все бумаги, - важно начала тетка Эльмира, но Шуляев беспардонно перебил ее:

- Лорик, возьми бумаги, пусть в техническом их сейчас же посмотрят.

Живчик в пиджаке, которого Шуляев назвал чудным именем Лорик, перестал сверлить нас глазами, оторвал задницу от стола и подошел к нам. Тетка суетливо закопалась в ридикюле, извлекла оттуда пачку бумаг, по-стариковски упакованных в пожелтевший полиэтилен, и протянула их ему. Лорик взял бумаги и вышел. У него была крепкая шея, треугольный торс, а двигался он легко и бесшумно, как кошка, - все это выдавало в нем недюжинную тренированность.

- Вот только процедура, так сказать, осмотра знака, - продолжил, несколько запнувшись, Шуляев, - представляется мне не совсем проработанной.

И тут во всей своей красе выступила тетка Эльмира:

- Вам нужно увидеть татуировку? Никаких проблем!

С этими словами она встала со стула, вышла на середину комнаты, повернулась к сидевшим в партере спиной и артистически широким жестом сдернула с плеч свою белую шаль. Ткань, подобно мулете в руке опытного тореро, нарисовала в воздухе замысловатый вензель, и упала на пол, а тетка застыла в картинной позе, обхватив себя руками за плечи. Ее бежевый балахон, спереди закрытый под горло, сзади, оказывается, имел вырез чуть не до талии. В этом наряде, в своей широкополой шляпе тетка выглядела сейчас, как Грета Гарбо или Марлен Дитрих в свои лучшие годы. Даже я был зачарован, на господина же Бернштейна теткин полустриптиз произвел, видимо, совершенно убойное впечатление. Он даже привстал со своего стула, опершись на свою трость, а дальше по инерции и вовсе поднялся и, легкий, как сухой лист, влекомый ветром, засеменил к неподвижной, как античная статуя, тетке. Однако во время этого короткого путешествия он успел извлечь из кармана своего старомодного полупиджака - полусюртука какую-то бумагу. Я наблюдал за этой сценой, так сказать, не из зрительного зала, а из-за кулис, и поэтому видел только, как, достигнув статуи тетушки, швейцарский дядя Сэм принялся сличать что-то, нарисованное на его бумаге, с достославной наколкой на тетушкиной спине, да так внимательно, что зрачки его глаз метались туда-сюда с немыслимой скоростью. Через минуту, видимо, полностью удовлетворенный результатами своих исследований, он неожиданно вскричал старческим фальцетом на хорошем русском: "Совпадает по всем пунктам!", и победно вскинул вверх руку с зажатой в пальцах бумагой. А потом началось совсем уж невообразимое. Бернштейн не без труда наклонился до пола, поднял теткину шаль и водрузил ее обратно ей на плечи, причем для этого ему пришлось подниматься на цыпочки. Затем он галантно поцеловал тетушке пальцы и, поддерживая ее за эти пальцы, как в старомодном менуэте, сопроводил на место, усадив опять на стул рядом со мной. Неузнаваемо изменился и пухлый Шуляев. Лунообразное лицо его вместо давешнего безразличия лучилось теперь такой любезностью и дружелюбием, что в этих солнечных волнах можно было просто захлебнуться. Все это время я сидел молча, в этой интермедии чувствуя себя статистом, но уже начиная понимать, что, кажется, в моей жизни начинает происходить что-то архиважное. А тетка Эльмира была невозмутима, и только улыбка легкого торжества витала на ее губах.

Бернштейн же, прекратив приплясывать по кабинету в шаманском танце, вернулся, наконец, на свое место. Из кожаной папки с золотым тиснением, лежащей не краю Шуляевского стола, он извлек еще одну бумагу, уже официального вида, водрузил на нос - подумать только! - пенсне и, вернув себе прежний серьезный вид, открыл было рот, но тут отворилась дверь, и в кабинет вошел Лорик. "Оригиналы полностью совпадают с ксерокопиям", произнес он, но Шуляев махнул на него рукой, - дескать, и так ясно, не мешай! Бернштейн, стоя, начал читать по бумаге, и голос его звучал уже твердо и громко. Не сговариваясь, мы с теткой Эльмирой тоже встали. Текст бумаги гласил, что в соответствием с законами Швейцарской конфедерации я, российский гражданин Неказуев Глеб Аркадьевич, как старший представитель мужского пола, объявляюсь в соответствии с завещанием гражданки США Ольги Апостоловой-Эдамс, скончавшейся такого-то числа 1979 года, единственным наследником суммы, отписанной завещателем своему без вести пропавшему племяннику Алексею, которое за вычетом всех налогов и расходов фирмы "Бернштейн и Сын", капитализации и процентов, к настоящему моменту составляет шесть миллионов пятьдесят две тысячи четыреста пятьдесят один доллар США, которую сумму означенный наследник может получить в любом виде, для чего ему необходимо прибыть в офис фирмы "Бернштейн и Сын" в Женеве... Дальше я ничего уже не слышал, все неожиданно поплыло у меня перед глазами, колени стали ватными, и я бессильно опустился на стул. Все сразу засуетились, Лорик схватил кожаную папку и начал усиленно обмахивать меня ею, подбежал Шуляев и холодными пальцами начал щупать мне запястье, видимо, пытаясь обнаружить пульс, а Бернштейн принялся зачем-то трясти мою руку в активном рукопожатии. Только тетка Эльмира, оставшись невозмутимой, пробасила у меня над ухом: "Глеб, мальчик мой, я же тебе говорила!" Странно, но именно теткин голос вернул меня к действительности. Да, она же на самом деле все мне говорила! И почему я только подумал, что денег несколько миллионов рублей, а не долларов? Я открыл глаза, обнял тетушку за шею и поцеловал. Все зааплодировали.