Елена Юрская - Возвращение - смерть

А всю дорогу мы молчали. Мне лично не нравился водитель-телохранитель, он же киллер - профессионал по имени Максим. И это чувство было на редкость взаимным. Я мешала ему отдыхать и тихонько исполнять свои несупружеские обязанности. Вообще, жизнь вторых лиц при королях - незавидная штука. Не пить, не курить, не принимать наркотики и не смотреть на тех женщин, которые по возрасту и прочим человеческим показателям совершенно не подходят шефу, но зато как подходят несчастливому сопровождающему.

Из-за напряженного молчания аура вечера и невзятого интервью разрушилась, потому что нельзя сидеть сразу на всех стульях и быть хорошим специалистом! Так, пожалуй, к концу жизни я чему-то дельному и научусь. Вот была бы я настоящим репортером, то уже сейчас знала бы какого цвета трусы носит министерский израильский

чиновник...

- Завтра увидимся, - констатировал мое окончательное поражение Чаплинский, когда машина тряхнулась и остановилась у моего подъезда.

- Назначайте время, - согласилась я. Ну не приглашать же их вдвоем на чашечку кофе, от которого меня лично воротит.

- Я в десять часов буду на вашем празднике. С речью и поздравлениями.

Ах, ну да. Как я могла забыть? Реклама - двигатель торговли и успешной продажи мозгов третьего-четвертого сорта, а также некондиционных материалов. Я не удивлюсь. если после этого выступления часть наших оболтусов поедет поднимать экономику Израиля. Вот тогда-то и исполнится заветная мечта всех черносотенцев: "Бей жидов, спасай Россию". Короче говоря, на месте Чаплинского я б не относилась к предстоящему докладу с такой легкой степенью безразличия.

- Вы знакомы? - мне просто стало интересно, на какой добрососедской основе было принято такое благородное решение и кого посылали к Науму, чтобы он стал посговорчивее.

- В этом городе все со всеми знакомы. Вы разве не знаете, - Наум Чаплинский, видный политический деятель и представитель другой страны, пошло положил мне на колено руку. И вместо искреннего возмущения я почувствовала что-то похожее на благодарность. Полагаю, что номер в отеле весь был пропитан какими-то сильнодействующими наркотиками.

- Ну, пока, - дернулась я и увидела, как облегченно и радостно вздохнул Максим. - Наум Леонидович, пока ещё ничего не случилось, я хотела бы знать, кто в вашем сценарии сыграл роль Альфреда Илла? Надо же успеть взять интервью и у него? Пока не поздно...

- Мишигинэ, - сказал Чаплинский, что в переводе с идиш и с яшиных слов означает "сумасшедшая" . - До завтра, думаю, этот человек доживет. И дай ему Бог здоровья на долгие годы. Поехали отсюда.

Меня, как обычно, оставляли в одиночестве. Я в качестве здорового чувства мести позвонила Тошкину и сообщила, что в городе готовится преступление, которое сумею предотвратить я и только я. На его помощь никто не рассчитывал, а номер телефона Интерпола я попробую узнать в справочнике. В каком-нибудь справочнике. А Тошкин позволил себя грубо бросить трубку, звук её полета сопровождался комментарием "дура". Правильно, я давно предлагала купить ему аппарат поприличнее.

К девяти часам утра следующего дня, следуя славной пушкинской традиции, "гости съезжались на бал" и их очень трудно было высадить в ряды по ранжиру Вот, например, кто главнее-мэр города или чиновник из Министерства образования, главный прокурор области или эстрадный певец-авторитет. Епископ отец Дмитрий или раввин Соломон. Жизнь устроена так, что для всех первых лиц не всегда хватает первых мест. А юбилей - не круглый стол короля Артура, потому что надо ведь задуматься и о статистах. Обо мне - в голубом сарафане от Василисы Прекрасной. Я натянула его уже внутри, в туалете на втором этаже прямо на одежду - в случае чего, например, если молчащая целый день кафедра передумает, его можно было легко снять и подарить на память жене именинника, тем более, что размерчик был как раз её.

Чтобы не чувствовать себя круглой идиоткой, я решила затуманить мозги никотином. Вскоре к этому туалетно - сигаретному процессу присоединились две женщины-практикантки с кафедры общего менеджмента, одна - японская гейша - профессор - маркетолог и три лаборантки из подразделения иностранных языков - кроме трусов бикини на них ещё были шкуры лысых плешивых медведей. Оставалось только радостно отметить, что в таком обществе я, как всегды, была лучше всех. Все же остальное, кажется, шло не по Пушкину, а по Фредди Меркури - шоу должно продолжаться.

А не начиналось оно от того, что именинник запаздывал. Неужели в парикмахерской и для таких граждан бывает очередь? Мэр нервно ковырялся в носу, прокурор протирал очки засаленным платочком, а красавец Аслан (воспитанный же вроде человеком) так благоухал Пако Рабанном, что вызвал аллергию у сидящей рядом жены ныне покойного Усатого. Или Полосатого - ну какой-то жены-наследницы точно.

Вдруг... зал замер, свет погас, и в тишине и сиянии одинокого софита на сцену взбежал шестидесятилетний красавец, совсем не похожий на осколок советской империи и в целом очень даже приятный человек(особенно в спящем виде), мой супершеф и наш, судя по размаху празднества, единственный деятель высшего образования. Зал встал и разразился овацией. Кое-кто начал скандировать: "Да здравствует наш Карабас удалой", кое-кто шипел: "Чтоб ты сдох". В общем, все как на приличном партийном съезде. Правда, "Интернационал" заменили цыганским хором с песней "К нам приехал наш любимый". Одна из цыганок оказалась моей бывшей одноклассницей, за которой я раньше ничего такого, в смысле национального не замечала. Впрочем, и я раньше не расхаживала по городу в нарядах от фольклорных коллективов.

Вдруг кто-то сильно сжал мой локоть. А поскольку я стояла уже не в демократически прокуренном туалете, а у черного входа в банкетный зал и была зажата тремя десятками "готовых к выходу" сослуживцев, то резко обернуться и дать обидчику промеж глаз не было крайне затруднительно. Локоть, во всяком случае, какая-то его деталь уже грозился упасть на плиточный пол, и я тихонько заныла. Из массового переплетения рук, голов и тел на меня недовольно цыкнули, но руку не отпустили.

- Не поворачивай головы, - услышала я премерзкий шепот над самым ухом. - Зарежу.

Так, это все-таки по-простому, по-нашему: "зарежу" и все. Что-то неприятно ткнуло меня в бок и я поверила. А чтобы немного успокоиться, стала судорожно припоминать, сколько человек погибло в давке на похоронах Сталина. В голове вертелось слово "множество". И никто не заметил! И на меня, со всех сторон зажатую желающую поздравить ректора, но уже мертвую, тоже вряд ли кто-нибудь обратит свое пристальное внимание. Так и буду стоять... Мне стало себя жалко и я покорно кивнула.