Питер Робинсон - Растерзанное сердце

— Мистер Сомс, — мягко сказала она. — Келвин, не могли бы вы говорить более внятно?

Сомс вытер глаза кулаками:

— Я ей сказал, что она совсем как мать.

— А какая у нее была мать?

— Последняя шлюха.

— Келли говорила, что ей показалось, будто вы разговариваете с ней так, словно перед вами не она, а ее мать. Это так?

— Не знаю я. Я был, это, как бешеный. Сам не знал, что говорю. Мать ее была моложе меня. Миленькая. А на ферме… ну, эта жизнь была не по ней. Ей город подавай, вечеринки, танцульки. Там были мужики. Ей было плевать, знаю я про них или нет. Она этим похвалялась, смеялась надо мной.

— И потом она умерла.

— Да.

— Должно быть, это вас очень мучило, — заметила Энни.

Сомс внимательно посмотрел на нее.

— Я имею в виду, она принесла вам столько страданий, а тут она лежала перед вами, умирая из-за ошибки врачей. Вы наверняка ей сочувствовали, как бы она вас ни унижала перед этим.

— Ее Господь наказал.

— Как Келли на все это реагировала?

— Я старался, чтобы она ничего не знала, — ответил он. — Но оказалось, что она такая же.

— Это неправда, — возразила Энни. Она понимала, что кассета вертится и фиксирует превышение роли допрашивающего, но не могла сдержаться. Пускай суперинтендант Жервез в очередной раз спустит на нее всех собак, если уж на то пошло. — То, что Келли с кем-то спала, еще не означает, что она «шлюха», или как там еще вы называли свою жену. Вам надо было поговорить с дочерью, а не избивать ее ножкой от стула.

— Я, это, не особо-то горжусь тем, что сделал, — произнес Сомс. — Я отвечу за последствия.

— Еще бы, — сказала Энни. — Вот только Келли, к сожалению, это не поможет.

— Это вы о чем?

— О том, что из-за вас она лежит на больничной койке и, представьте себе, переживает за вас, беспокоится о том, что с вами будет.

— Я согрешил. Я, это, приму кару.

— А как же Келли?

— Ей лучше будет без меня.

— Да хватит вам себя жалеть! — Энни не могла продолжать допрос: она за себя не ручалась. Швырнув ему бланк для показаний, она встала. — Вот что: опишите подробно, что произошло, а потом констебль Джекмен проследит, чтобы это распечатали, а вы подпишете. Вас осмотрит полицейский хирург — так полагается. Хотите что-то добавить?

— Келли… Как там она?

— Выздоравливает, — ответила Энни. — Очень мило, что вы спросили, — язвительно добавила она, уже взявшись за ручку двери.

В субботу утром, изучая материалы дела, Бэнкс наткнулся на сделанную им дополнительную фотокопию цифр из книги Ника Барбера и вспомнил, что пока так и не получил ответа от констебля Гэвина Рикерда. Он взялся за телефон. Рикерд отозвался на третьем гудке.

— Тебе не удалось разобраться в тех цифрах, которые я просил посмотреть? — спросил Бэнкс.

— Извините, сэр. На нас свалилась целая лавина работы. Не хватило времени, чтобы посидеть над ними.

— Что, совсем ничего в голову не пришло?

— Думаю, это какой-то шифр, но справиться с ним без ключа будет очень трудно.

— Слушай, ты все-таки продолжай думать над ним, ладно? Если я обнаружу хотя бы подобие ключа, дам тебе знать.

— Хорошо, сэр.

— Спасибо, Гэвин.

Как раз когда Бэнкс клал трубку, вошла Энни и сообщила: после довольно изнурительных изысканий, проведенных лондонской полицией, не нашлось никаких свидетельств того, что Ник Барбер в каком бы то ни было качестве был вовлечен в кокаиновый бизнес.

— Любопытно! — Бэнкс задумался. — Это ведь Крис Адамс предложил нам копать в том направлении.

— Хитроумно уведя следствие в сторону?

— Мне кажется, да. В любом случае надо еще раз перемолвиться с Адамсом словечком. Возможно, удастся его припугнуть с помощью старого доброго трюка: «вы сознательно чинили препоны работе полицейских».

— Возможно, — согласилась Энни.

— Есть новости про Келли Сомс?

— Утром ее выписали. Пока она поживет у тети в Иствейле.

— Келвину Сомсу это не должно сойти с рук, Энни, и неважно, что он теперь глубоко раскаивается.

— И не сойдет, — откликнулась Энни. — Не думаешь же ты, что я собираюсь отпустить его на все четыре стороны, правда? Но сейчас меня больше волнует Келли.

— Келли молодая. Она это переживет. Сомневаюсь, что судья или присяжные упрячут Келвина за решетку, да и вообще, появится ли он в суде?

— Сомс готов признать себя виновным. Он хочет понести наказание.

— Келли наверняка откажется давать показания против отца, а без них дело развалится.

— Что это у тебя? — Энни указала на список цифр, лежащий на столе у Бэнкса.

Ну да, Энни ведь с ним не было, когда Бэнкс его раздобыл, да и сам он забыл о нем, как только отдал Рикерду.

— Какие-то цифры, которые Ник Барбер накорябал на заднем форзаце книжки.

Растерзанное сердце Энни вгляделась:

— Ну конечно. Из-за этой истории с Келли Сомс у меня все вылетело из головы. Я как раз собиралась тебя спросить. Барри Джилкрист из компьютерного магазина упомянул, что видел, как Ник Барбер писал что-то в книге, пока рыскал в Интернете. И я задумалась, что же он писал?

— Ты видишь в этих цифрах какой-то смысл? — поинтересовался Бэнкс.

— Нет. — Энни рассмеялась. — Но они мне кое-что напоминают.

— Да? И что же?

— Не скажу, и не проси!

— Энни, прекрати хихикать! Это может оказаться важно.

— Напоминают одну вещь, которую я частенько проделывала, когда была помоложе.

Бэнкс с трудом сдерживал раздражение. Энни взглянула на него. Он увидел, как она краснеет.

— Записывала даты, — проговорила она. — Даты в кружочках.

— В каких еще кружочках?

— Да господи боже ты мой! — Энни оглянулась через плечо и понизила голос, однако тон у нее был такой, словно она его отчитывает. — Ты что, тупой?

— Пытаюсь не быть тупым, но ты меня запутала.

— Месячные, идиот. Я обводила кружочком тот день месяца, в который у меня должна начаться менструация. Так многие девушки делают. Цикл, разумеется, может сдвигаться, интервал бывает разный, но тем не менее… Очень похоже.

— Ты меня извини, но Барбер — точно не девушка, и у него вряд ли были месячные…

— Не язви. Может, конечно, это дни рождения родственников или лотерейные номера, но мне кажется — тут что-то другое. Ты спросил — я ответила: это напоминает мне о том, как я когда-то обводила кружочком дни в календаре, чтобы отметить начало месячных. Ясно?

Бэнкс поднял руки:

— Ну не сердись, а? Сдаюсь.

Энни фыркнула, резко повернулась и вышла. Бэнкс вздохнул, покрутил головой и уставился на цифры.

6, 8, 9, 21, 22, 25

1, 2, 3, 16, 17, 18, 22, 23

10, (12), 13

8, 9, 10, 11, 12, 15, 16, 17, 19, 22, 23, 25, 26, 30

17, 18, (19)

2, 5, 6, 7, 8, 11, 13, 14, 16, 18, (19), 21, 22, 23

Шесть рядов. Многие числа попадаются дважды и нигде не превышают 31. Значит, какой-то календарь? «Даты в кружочках»? Но зачем их обводили, а главное: к каким неделям и месяцам какого года они относятся? И почему некоторых дат недостает? Возможно, это удастся выяснить, подумал Бэнкс, например, с помощью компьютера. Потом он сообразил, что каждая группа чисел не обязательно должна относиться к одному и тому же месяцу или к одному и тому же году. Возможно, эти цепочки дат — выборка из, скажем, тридцатилетнего периода. Он упал духом и вполголоса выругал Ника Барбера за то, что тот намудрил со своими записями.