Питер Робинсон - Растерзанное сердце

— Снаружи, у бассейна, были люди?

— Я не знаю. Я там не была. Если кто и увидел в бассейне Робина, то они поняли, что уже слишком поздно и ему уже не поможешь.

— И вы оставили его в воде, пока наутро не явился садовник?

— Это вы так говорите. Я этого не утверждаю. Я его там не видела и не могу точно сказать, видел ли кто-нибудь.

— Но кто-то мог видеть?

— Разумеется, мог. Но какой от этого толк? Тем более теперь.

— И кто-то мог его столкнуть.

— Ради всего святого! Зачем?

— Я не знаю. Может быть, в отношениях между присутствующими не все было так идиллически, как вы меня уверяете.

Таня выпрямилась:

— Слушайте, с меня хватит. Вы приходите ко мне в дом, называете меня лгуньей…

— Я не единственный, кто вас так называет. Вы тоже признались, что лгали полиции в семидесятом году. Почему я должен верить вам теперь?

— Потому что я говорю правду. Я совершенно не могу себе представить, зачем бы кому-то из нас желать Робину смерти.

— Я просто пытаюсь нащупать связь между прошлым и настоящим.

— А может, ее и нет? Вы об этом не подумали?

— Да, думал. Но поставьте себя на мое место. Есть одно несомненное убийство — в сентябре шестьдесят девятого, и, хотя преступника поймали и посадили в тюрьму, у меня все же остается место для сомнений. И еще одна смерть — в июне семидесятого, тогда ее с легкостью объяснили несчастным случаем, но теперь вы мне говорите, что участники затянувшейся вечеринки всю ночь шлялись туда-сюда, а значит, и в этом случае могут возникнуть сомнения. И общий знаменатель всех этих событий — «Мэд Хэттерс». Ник Барбер собирался писать о них статью, главным образом — о Вике Гривзе, и он, Барбер, упомянул о каком-то убийстве.

Таня затянулась, размышляя.

— Слушайте, — сказала она. — Я понимаю, вы изложили события так, что это и правда звучит подозрительно. Но это — просто совпадения. Я была на той вечеринке, когда умер Робин, и я не помню никаких ссор. Все развлекались, только и всего. Мы все улеглись. Я тогда была с Крисом. Заснуть было трудно, ночь была жаркая. Кто-то мог сходить взять что-нибудь пожевать. Может, они бродили, совершали набеги на холодильник. Я хочу сказать, что слышала, как люди ходят туда-сюда. Голоса. Смех. У Вика, как всегда, был трип. Может, кто-то из группы обменивался партнершами. Так бывало.

— Значит, вы не спали всю ночь как ангел?

— Ну конечно.

— И Крис Адамс все время был с вами?

— Да.

— Бросьте, Таня.

— Ну… может, и не каждую минуту.

— То есть в какой-то момент вы проснулись, а его не было рядом?

— Не так. Господи, да вы что, теперь пытаетесь обвинить Криса? Что с вами?

— Верьте или нет, — проговорил Бэнкс, — но я просто пытаюсь докопаться до истины. Может быть, вы развлекались. Может быть, кто-то резвился с Робином у бассейна и тот поскользнулся и упал в воду. Несчастный случай.

— Тогда какое это сейчас имеет значение? Даже если Робин был у бассейна не один. Все равно это был несчастный случай. Какая разница?

— Если кто-то чувствовал угрозу, боялся, что правда раскроется, а Ник Барбер был близок к разгадке, то… — Бэнкс развел руками.

— А другого объяснения быть не может?

— Например?

— Ну не знаю. Ограбление…

— Да, у Ника похитили ноутбук и мобильник, но это лишь подкрепляет гипотезу, что кто-то не хотел, чтобы узнали о том, чем он занимался.

— Тогда его девушка или еще кто-нибудь. Чей-то ревнивый любовник. Ведь большинство людей убивают близкие. Кто-то, с кем они знакомы. Разве не так?

— Отчасти да, — согласился Бэнкс. — Мы занимались и этой версией, как и наркотической, но пока нам не повезло.

— Я не понимаю, при чем тут прошлое. Все давно кончилось. Приговор вынесен.

— Если долгие годы работы детектива меня чему-то и научили, — заметил Бэнкс, — так это тому, что прошлое никогда не кончается, и неважно, кому был вынесен приговор.

Бэнкс ехал от Тани Хатчисон, когда двое полицейских доставили Келвина Сомса в управление полиции в Иствейле. Энни Кэббот попросила отвести его в пустую комнату для допросов и на какое-то время оставить там: пусть подождет.

— Где вы его нашли? — спросила она одного из полицейских.

— На склоне долины, над Хелмторпом, мэм, — ответил он. — Скрывался в заброшенной пастушьей хижине. Видно, провел там всю ночь. Его порядочно трясло от холода.

— Как он, в порядке?

— Похоже на то. Хотя не помешало бы, чтобы его осмотрел доктор, просто чтобы все было по правилам.

— Спасибо, — поблагодарила Энни. — Я свяжусь с доктором Бёрнсом. А пока, думаю, я сама немного потолкую с мистером Сомсом.

Энни подозвала Уинсом и заметила, что Темплтон тревожно поглядывает на них из-за своего стола.

— Что такое, Кев? — крикнула она ему. — Совесть вдруг пробудилась? Не поздновато, а?

Она тут же пожалела о своей вспышке, но та не произвела никакого действия на Темплтона, который пожал плечами и вернулся к своим бумагам. Энни готова была его задушить, но в этом случае он оказался бы победителем.

Промокший, озябший и жалкий Келвин Сомс выглядел постаревшим. В комнате для допросов было довольно тепло, к тому же констебль, который его привел, предусмотрительно снабдил его серым одеялом, которое Сомс накинул на плечи, точно халат.

— Итак, Келвин, — произнесла Энни, покончив с формальностями и проследив, чтобы на кассете было четко зафиксировано, что Сомс отказывается от услуг «грязных адвокатишек». — Что произошло в вашем доме?

Сомс промолчал. Он сидел, уставившись в одну точку, щека у него подергивалась.

— В чем дело? — осведомилась Энни. — Язык проглотили?

Сомс ничего не ответил.

Энни откинулась на спинку кресла, положив руки на стол.

— В конце концов вам придется заговорить, — объяснила она. — Мы уже знаем, что произошло.

— Тогда мне, это, незачем вам рассказывать, ага?

— Нам необходимо услышать, как вы сами изложите события.

— Я ее ударил. Во мне что-то, это, щелкнуло, и я ее ударил. Больше вам ничего знать не надо.

— Почему вы ударили Келли?

— Сами знаете, чего она сделала.

— Она переспала с мужчиной, который ей нравится. Это так ужасно?

— Он не так говорил.

Энни озадаченно переспросила:

— Кто говорил?

Сомс глянул на нее.

— Сами знаете кто, — ответил он.

— Он имеет в виду Кева Темплтона, шеф, — пояснила Уинсом.

Энни уже и сама это поняла.

— Что сказал сержант Темплтон? — поинтересовалась она.

— Я, это, не могу повторить его слова, — ответил Сомс. — Мерзкие, жуткие вещи. Отвратительные.

Значит, именно подстрекательские речи Темплтона спровоцировали приступ ярости Сомса, подумала Энни. Она вполголоса выругалась.

— Вы пили перед этим?

Сомс почесал в затылке:

— Да. Я бы не сказал, что этим горжусь. Когда-то я сильно зашибал, но потом стал, это, держать себя в узде, пропускал разве что по паре пинт, это, для хорошего общения. А тогда я, это, себе позволил… — Он замолчал и уткнулся лицом в ладони. Энни плохо разобрала его следующие слова, но ей показалось, что он пробормотал: — Ее мать…