Питер Робинсон - Растерзанное сердце

Как только Бэнкс решил, что пора прибраться и двинуть на ферму Сомса, в дверь постучали. Вряд ли это Энни: она уехала встречаться с родителями Барбера, живущими близ Шеффилда. Озадаченный, он не спеша прошел в переднюю, открыл и в изумлении увидел на пороге своего сына Брайана.

— А, пап, отлично, ты дома.

— Как и следовало ожидать, — проговорил Бэнкс. — Ты не позвонил.

— Батарейка сдохла, а зарядник в машине раздолбался на хрен. Извини. Ничего?

— Конечно, — ответил Бэнкс, улыбаясь, кладя руку на плечо Брайану и делая шаг назад. — Давай, входи. Всегда рад тебя видеть.

Брайан скорее услышал, чем увидел какое-то движение за спиной у Брайана, и в поле зрения появилась молодая женщина.

— Это Эмилия, — представил Брайан. — Эмилия, это мой папа.

— Здрасте, мистер Бэнкс, — произнесла Эмилия, протягивая ему мягкую руку с длинными пальцами, сужающимися к концам, и браслетом на запястье. — Очень приятно познакомиться.

— Можно мы принесем вещи из машины? — спросил Брайан.

Все еще озадаченный происходящим, Бэнкс просто сказал «хорошо» и стоял столбом, пока Брайан с Эмилией вытаскивали две большие спортивные сумки из багажника красной «хонды», которая, судя по ее виду, явно знавала лучшие времена; затем они вернулись к коттеджу.

— Мы поживем несколько дней, если не возражаешь, — заявил Брайан, когда Бэнкс жестом пригласил их войти. — У меня образовалось кое-какое свободное время перед репетициями к нашему туру, а Эмилия никогда не бывала в Долинах. Решил ей показать. Мы немного погуляем, ну, все эти сельские дела.

Брайан с Эмилией опустили поклажу на пол. Брайан вынул из кармана мобильник и стал искать шнур в боковом отсеке своей сумки.

— Ничего, если я заряжу телефон? — осведомился он.

— Конечно, — ответил Бэнкс, указывая на ближайшую розетку. — Слушай, вам что-нибудь дать? — Он посмотрел на часы. — Мне скоро надо уходить, но мы можем перед этим выпить кофе.

— Отлично. Самое время, — заметил Брайан.

Эмилия согласно кивнула. Бэнксу она показалась какой-то невероятно знакомой.

— Тогда пройдем через оранжерею, — предложил Бэнкс.

— Оранжерея. О-ля-ля! — восхитился Брайан.

— Не дерзи, — усмехнулся Брайан. — В оранжереях прекрасно отдыхается. Это как убежище, где укрываешься от реальности.

Брайан уже сунул нос в комнату отдыха.

— Господи помилуй! — воскликнул он. — Вы только поглядите на эти штуки. Это про них ты мне рассказывал, что получил их в наследство от дядюшки Роя?

— Да, — ответил Бэнкс. — Твои дедушка с бабушкой не захотели брать, вот я и…

— Супер! — восхитился Брайан. — Нет, насчет дяди Роя очень грустно и все такое, но вы только поглядите на эту плазму, на эти фильмы. А «порше» во дворе тоже твой, да?

— Да, он тоже от Роя, — сообщил Бэнкс. Его кольнуло чувство вины за всю эту историю. Он оставил Брайана с Эмилией рыскать по обширной коллекции музыкальных дисков, а сам отправился на кухню и включил кофеварку. Затем подобрал газеты, разбросанные в оранжерее, и положил их на свободный стул. Брайан и Эмилия пришли через дверь, ведущую прямо из комнаты отдыха.

— Вот уж не подумал бы, что ты фанат «Стритс», пап, — заметил Брайан.

— Показывает, как мало ты меня знаешь, только и всего, — отозвался Бэнкс.

— Да, но хип-хоп?

— Провожу исследования, — пояснил Бэнкс. — Мне же надо проникать в преступное сознание, верно? И потом, это же не совсем хип-хоп, а? К тому же этот парень — отличный рассказчик. Садитесь. Молоко? Сахар?

Оба сказали «да». Бэнкс принес кофе и уселся в свое любимое белое плетеное кресло напротив Брайана с Эмилией. Он знал, что это маловероятно, ведь Брайану было уже за двадцать, однако ему показалось, что сын вырос на пару дюймов, с тех пор как они виделись в последний раз. В нем было примерно шесть футов два дюйма, одет в зеленую футболку с логотипом его группы «Блю Лэмпс» и кремовые штаны. Он весьма коротко подстригся и смазал волосы гелем. Бэнкс подумал, что из-за всего этого сын выглядит старше, а значит, в свою очередь, и сам Бэнкс чувствует себя старше.

Эмилия походила на фотомодель. Всего на пару дюймов ниже Брайана, гибкая, как тростинка, в обтягивающих синих джинсах, низко сидящих на бедрах, и маленьком топике, с необходимым широким промежутком между этими двумя предметами туалета и с каким-то зеленым камушком, украшавшим пупок; ее скупые движения отличались томным изяществом. Волосы, в которых сочетались светлые и каштановые пряди, доходили ей до середины спины; они обрамляли и почти полностью скрывали ее овальное лицо с тонкими чертами, полными губами, маленьким носиком и высокими скулами. Ее лиловатые глаза были неестественно яркими, но Бэнкс заподозрил, что виной тому не наркотики, а скорее контактные линзы. Он совершенно точно где-то видел ее раньше.

— Очень рад снова тебя повидать, — обратился Бэнкс к Брайану, — и мне очень приятно с вами познакомиться, Эмилия. Простите, вы застали меня врасплох.

— Только не говори мне, что в доме нет еды, — предупредил Бэнкс. — Или еще хуже — нет выпивки.

— Есть вино, есть несколько банок пива. Но это почти все. Ах да, еще осталось немного вегетарианской лазаньи.

— Ты стал вегетарианцем?

— Нет. Вчера вечером заходила Энни.

— Ага, — сказал Брайан. — У вас с ней опять закрутилось?

Бэнкс почувствовал, что краснеет:

— Не хами. И потом, ничего такого нет. Неужели двое коллег не могут спокойно поужинать вместе?

Ухмыляясь, Брайан поднял руки:

— Ладно-ладно.

— Может, мы потом поедим где-нибудь вместе? Пообедаем в пабе, если я успею приехать. Я приглашаю.

— Отлично, — согласился Брайан. — Как тебе, Эмми, ничего?

— Конечно, — ответила Эмилия. — Мне не терпится попробовать ваш знаменитый йоркширский пудинг.

— Вы никогда не ели йоркширский пудинг? — удивился Бэнкс.

Эмилия зарделась:

— Да, так уж жизнь сложилась.

— Что ж, думаю, это можно устроить, — пообещал Бэнкс. Он взглянул на часы. — Но сейчас мне пора бежать. Я позвоню.

— Блеск, — откликнулся Брайан. — Ты скажешь, в какую комнату нам заселиться? Пока тебя не будет, перетащим туда вещи.

Муниципальный квартал в Сэндфорде был старше, чем в Рэйнвилле, и с возрастом не стал краше. Миссис Лофтхаус обитала в самой сердцевине квартала, в «половинке» с садиком размером не больше почтовой марки и живой изгородью из бирючины. На другой стороне улицы на соседском, давно не стриженном газоне стоял старый семейный «хиллмен-минкс» без шин, а в ближайшем доме были заколочены три окна. Вот какой это был муниципальный квартал.

Впрочем, миссис Лофтхаус сделала все, что было в ее силах, чтобы хоть как-то оживить это место, водрузив на подоконник вазу с хризантемами и повесив над камином цветную репродукцию, изображающую корнуоллскую рыбацкую деревушку. Это была маленькая хрупкая женщина лет сорока с небольшим, крашеная шатенка с химической завивкой. На ее лице, в морщинках под глазами и вокруг рта, читалась непреходящая скорбь. Она только что потеряла мужа, а теперь вот явился полицейский, чтобы взвалить на нее еще и сообщение о смерти дочери.