Питер Робинсон - Растерзанное сердце

Ноукс смерил его сострадательным взглядом и назвал фамилии.

— Кто-нибудь из них сейчас дома? — осведомился Чедвик.

— Только Джули.

— Мы пришлем к вам кого-нибудь, чтобы снять показания с остальных. А теперь о Линде. Она жила у вас, пока шел фестиваль?

— Нет. Она знает, что она у нас желанная гостья и может к нам приходить когда захочет, приятель. Ей незачем просить разрешения, можно просто явиться. Но она останавливалась не у нас. Может, ночевала в палатке, или прямо на поле, или еще где-нибудь. Может, она приехала вместе с кем-то. Может, у них была машина. Не знаю, приятель. Я знаю только, что меня это бесит.

— Сохраняйте спокойствие, мистер Ноукс. Попробуйте дышать глубже. Я слышал, этот метод творит чудеса.

Ноукс зыркнул на него:

— Вы злитесь.

— Ничуть.

— Это очень печально.

— Что именно? Что Линду убили или что вас допрашивают?

Ноукс провел кончиком пальца по крупинкам соли, рассыпанным на клеенке, и ответил:

— И то и другое, приятель. Так охренительно тяжело. Вы так на нас насели, но вы, знаете, зарулили совсем не в ту сторону. Мы творим любовь, а не убийства.

Его ноющий голос начинал действовать Чедвику на нервы.

— Расскажите мне о Линде.

— Что вам о ней рассказать?

— Когда вы впервые встретились?

— Пару лет назад. Вскорости после того, как я сюда переселился. В шестьдесят седьмом. В мае, в июне, где-то так.

— Вы переехали сюда из Лондона?

— Да. Я там жил до начала шестьдесят седьмого. Повидал, какие там творятся дела, и решил сам попробовать тут устроить что-то в этом роде. Времена были самые вдохновляющие: великая музыка, поэтические чтения, световые шоу, всякие хеппенинги. В воздухе пахло революцией, приятель.

— Вернемся к Линде. Как вы познакомились?

— В городе, в магазине пластинок. Мы оба рылись в секции фолка и разговорились. Она была такая одинокая. Я хочу сказать, она менялась, но сама этого не осознавала, пыталась себя найти, но не знала, что со всем этим делать. Как гусеница, которая превращается в бабочку. Понимаете, о чем я?

— И вы помогли ей найти себя?

— Время от времени я приглашал ее в наши края. Давал ей книги — Лири, Гурджиева, Алана Уоттса. [18] Лири Тимоти (1920–1996) — американский писатель и психолог, легенда «контркультуры» 60-х. Проповедовал «преимущества» ЛСД. Гурджиев Г. И. (1866?-1949) — известный философ-мистик, оказавший большое влияние на поколение бунтарей 60-х. Уоттс Алан (1915–1973) — британский философ, писатель, специалист по сравнительному изучению религий, популяризатор азиатских религиозных течений на Западе. Играл для нее. Мы много разговаривали.

— Вы с ней спали?

— Нет-нет. Она была на седьмом месяце.

— Употребляла наркотики?

— Ни в коем случае.

— Сколько она здесь пробыла?

— Не очень долго. После того как родила, она тут какое-то время пожила, месяц-другой, зимой шестьдесят седьмого, а потом, в начале шестьдесят восьмого, уехала в Лондон. Ну а после этого она тут зависала, когда приезжала в гости в наши края.

— Чем она занималась?

— В каком смысле?

— Профессия? Заработок? У нее была работа?

— А, вся эта чушь собачья… Ну, когда я ее в первый раз встретил, у нее ничего такого не было, конечно. Она тогда еще жила с родичами. А потом — ребенок… Кстати, она делала очень красивую бижутерию, но вряд ли много на этом выручала. Обычно просто дарила. И еще одежду. Она все могла починить, умела сшить рубашку из любых клочков. Она и модой увлекалась, делала кое-какие собственные модели.

— Чем же она зарабатывала?

— Работала в магазине «Байба». Довольно известный. Они потом переехали на Кенсингтон-Хай-стрит. Торговали всяким ностальгическим хламом а-ля тридцатые. Сами знаете: все эти шляпы с висячими полями, страусиные перья, длинные атласные платья, розовые и фиолетовые.

— Вы, случайно, не знаете, где она жила в Лондоне?

Ноукс продиктовал им ноттингхилльский адрес.

— Она жила одна или с кем-то?

— Одна. Но у нее была близкая подруга, жила в том же доме, через коридор. Раза два приезжала сюда с Линдой. Американка. Зовут ее Таня Хатчисон.

— Как она выглядит?

— Как картинка. В каком-то смысле она как негатив Линды, но по-своему красивая: длинные темные волосы, очень длинные, смугловатая — может, наполовину мексиканка или еще что-нибудь в этом роде. И белые-белые зубы. Но ведь у американцев у всех очень белые зубы, а?

Кажется, та самая девушка, которую описывал Робин Мёрчент. Интересно, какое отношение эта Таня Хатчисон имеет к убийству Линды Лофтхаус — если она вообще имеет к нему отношение?

Большего от Дэнниса Ноукса добиться, видимо, не удастся, решил Чедвик и подал Эндерби знак сворачиваться. Позже они пришлют сюда кого-нибудь, чтобы поговорить с остальными. Он не верил, чтобы Ноукс и его приятели были причастны к убийству Линды Лофтхаус. И, главное, теперь он знает, где она жила, а эта Таня, возможно, сумеет сообщить им еще что-нибудь о жизни Линды. И о ее смерти.

На следующий день, перед тем как отправиться допрашивать Вика Гривза, Бэнкс решил наведаться в Свейнсвью-лодж — из любопытства, чтобы впитать в себя атмосферу. Он получил ключи у дамы — агента по недвижимости, которая пояснила, что они держат этот дом на замке с тех пор, как местные фермеры стали сообщать о случаях незаконного проникновения. Дама считала, что это, вероятнее всего, просто хулиганят подростки, но в агентстве опасались, как бы дом не облюбовали бродяги или путешественники, потому и заперли его.

Вступив в холодный и продуваемый сквозняком коридор, Бэнкс словно попал в один из жутких особняков из старых фильмов Роджера Кормена по рассказам Эдгара По — «Дом Эшеров» или что-нибудь в этом роде. Стены длинного прохода были обшиты панелями, по каждой стороне шли двери, и на стенах были заметны прямоугольники, где когда-то явно висели картины. Бэнкс попробовал открыть несколько дверей и обнаружил, что все они ведут в пустые комнаты, находящиеся в разной степени запустения. Во многих местах отвалились куски потолка, все было подернуто слоем пыли от осыпающейся штукатурки, и Бэнкс, проходя, поднимал целые тучи, кашлял, во рту у него пересохло.

В конце коридора пыльная, изъеденная молью портьера прикрывала створчатые стеклянные двери. Бэнкс повертел ключом и отпер их. Он вышел на широкий пустой балкон и прислонился к прохладному камню балюстрады, чтобы насладиться видом. Внизу располагался облицованный гранитом и мрамором бассейн, его темное дно заросло травой и мхом и было засыпано мусором. На склоне долины, внизу, по берегам реки Свейн стояли красные, бурые и желтые деревья. На глазах у Бэнкса несколько листьев сорвались и закружились на ветру. На противоположной стороне долины паслись овцы — белые точки на зеленом поле среди возвышающихся там и сям каменных стен, сложенных всухую. Тучи были такие низкие, что, казалось, задевали выступы известняка, тянущиеся вдоль гребня холма, окутывали туманом вересковые пустоши, начинавшиеся выше.